На торный путь - [52]
– Никак они меж собой договориться хотят, – заметил Остерман и вздохнул. – Мне то известно, посол наш, пребывающий в Швеции, «анвелировать»[53] того курьера предлагал, только, опасаюсь, шум большой выйти может.
– А отчего шуму быть? – усмехнулся Ушаков. – Он под чужим именем через Польшу ездит, а в тамошних лесах гайдамака или ещё кого встретить можно.
– Да?.. – Остерман сделал паузу. – А как?..
– Так там же фельдмаршал Миних есть, – со значением сказал Ушаков и хитро посмотрел на главного дипломата.
Остерман сначала потупился, затем сокрушённо развёл руками, а потом сделал знак в сторону двери, напоминая, что им обоим пора идти к государыне. Пока они молча шли дворцовыми переходами, Ушаков, не зная, кто зван ещё, хотел было спросить Остермана, но, решив, что и тот вряд ли извещён, сдержался. К большому удивлению начальника Тайной канцелярии, в покоях государыни не было по обыкновению сновавших там шутов, а кроме них в кресле рядом с Анной Иоанновной сидел только герцог Бирон, что, безусловно, указывало на особую доверительность.
И точно, в ответ на приветствия государыня только сухо кивнула и сразу перешла к делу, спросив Остермана:
– Как в Польше?
Остерман понятливо согнал с лица заготовленную было улыбочку и деловито изложил самую суть:
– Коронный гетман Потоцкий жаловался, что Миних без дозволу через его землю шёл. На то фельдмаршал ответствовал: зело принуждён был, поскольку турки уже через Коронные земли навстречу шли.
– Что гетман… – усмехнулась Анна Иоанновна. – Сам король Август за проход Миниха обиду высказывает, ему-то мне как отвечать?
– Так, матушка… – Ушаков сделал шажок вперёд. – О чём говорить, неприятельская армия шла беспрепятственно, вот Миних дорогу ей и закрыл.
– Выходит, пускай король польский на турок жалуется… – Государыня на минутку задумалась. – Ладно, быть по сему, ну а ежели это войска наши потраву или погром какой где-либо учинили, заплатим.
– Ну да, на деньги все падки, – бросив короткий взгляд на Бирона, вроде как между прочим заметил Ушаков.
– Так… – Анна Иоанновна многозначительно помолчала. – Ну а про Австрию что сказать можешь, граф?
– Состояние их сейчас, как мне кажется, пребедственное, – осторожно начал Остерман. – В Венгрии дела австрийских войск, как и прошлого лета, несчастливые. В сражениях им редко случалось победителями быть, и потом они крепость Орсову со всей артиллерией потеряли.
– Наши дела, полагаю, не намного лучше, – оборотясь в сторону, ровно про себя, сердито буркнул Бирон.
Остерман сразу замолчал, ожидая, что скажет государыня, и, только увидав её поощрительный кивок, продолжил:
– Граф Миних весьма осторожен. Фельдмаршал не мог перейти Днестр из опасения потерять армию.
– Ещё как мог! – неожиданно сорвался Бирон. – Вместо того чтоб разбить турок, он попусту водил войска возле речки, пока не потерял всех лошадей и волов, отчего, как он уверяет, пришлось бросить обозы!
От столь резкого афронта Остерман было сбился, но тут неожиданно вмешался Ушаков, тихо заметив:
– В Валахии чума свирепствует, так что ежели б граф туда сунулся, то и без сражения армии лишился.
Государыня бросила короткий взгляд на Бирона, и Остерман, в момент всё поняв правильно, заговорил снова:
– Граф Остейн, с коим мне приходится часто встречаться, уведомил, что венский двор настаивает на выполнении наших обещаний и требует послать цисарю всё те же тридцать тысяч войска, а иначе там может быть всякое.
– О чём речь, ежели требует? Он в своём праве, мы уже обещали помочь ему, – сердито напомнил Бирон.
– Это что же, отдать лучшие полки цисарю, а самим с чем остаться? – неожиданно зло возразил Бирону Ушаков.
Поскольку недавно высказанный намёк Остермана на шаткость позиций Вены из-за военных неудач был понят правильно, после слов начальника Тайной канцелярии все умолкли и ждали, что скажет Анна Иоанновна.
Государыня внимательно, не спеша посмотрела на каждого и, высоко подняв голову, произнесла:
– В Венгрию войска не пошлём. Пускай за свой интерес австрийцы сами воюют, а нам надобно все свои силы привлечь и турок разбить.
Проявленная императрицей непоколебимая твёрдость была такова, что Бирон не посмел возражать, Ушаков согласно закивал головой, а Остерман решил на предстоящей встрече с графом Остейном воспользоваться доводами Миниха, которыми фельдмаршал уже доказал правоту своих действий в летней кампании…
Грицько Нерода, уже не прапорщик Измайловского полка, а недавно возведённый в чин за отличие в Очаковском деле подпоручик, шёл, прикрываясь согнутым полем шляпы от бивших прямо в лицо порывов мокрого снега. Время от времени он приподнимал шляпу и, разглядев мерцавшие впереди жёлтые огоньки, прибавлял шагу. Четыре окна питейного дома-аустерии, по два с каждой стороны от входной двери, призывно светились, обещая основательно продрогшему офицеру тепло, сытный обед с выпивкой и добрую компанию.
С усилием открыв чуть подзамёрзшую дверь, Грицько вошёл и тотчас уловил царивший тут весёлый разгульный дух. Слышался негромкий, но неумолчный шум, доносились отдельные пьяноватые возгласы, и где-то в глубине, похоже, тихо звучала музыка. Нерода сбросил плащ, снял облепленную мокрым снегом шляпу и шагнул в залу, где сразу ощутил всеобъемлющее тепло. Грицько огляделся, заприметил в глубине незанятый стол и, обходя расположившиеся здесь уже порядком захмелевшие компании, быстро прошёл туда и сел на дубовую лавку.
