На своей земле: Молодая проза Оренбуржья - [65]

Дорога, поднимаясь в гору, огибала пшеничное поле, такое большое, что не видно было ему конца. Колосья, убегая и уменьшаясь, смыкались с раскаленным краем неба. Когда кончился подъем и открылась равнина с новым, далеким горизонтом, пшеничное поле оборвалось, а на ковыльной равнине, как разлитое отекло, заблестел пруд.

Ближе к плотине, у воды, одиноко сидели два рыбака, и рядом с ними стоял мотоцикл.

— Из города приехали, — Коля остановился у берега, не решаясь подойти ближе.

Ребята расположились, размотали удочки и наживили крючки. Поплавки один за другим взметнулись в воздухе и упали в двух шагах у берега.

— Надо бы поплевать на приманку, — заметил Толик, утирая кепкой красное от пота лицо.

— Зачем?

— Так все делают.

Коля не ответил и продолжал смотреть на воду.

Здесь у воды стало свежей. Легкий, едва заметный ветерок пробегал рябью по пруду и овевал слабой прохладой. Солнечные блики, отражаясь от яркой поверхности пруда, играли на лицах и в одинаково голубых глазах братьев, мешая наблюдать за поплавками. Глазам становилось больно от света, а поплавки долго равнодушно ныряли в мелких волнах. Вдруг один робко, едва заметно дрогнул.

— Клюет, клюет! — страстным шепотом заторопил Толик. Коля дернул удилище — на солнце сверкнул оголенный крючок.

— Ты сиди, я сам знаю.

— Съел приманку! — удивился Толик. — Кто, карп?

— Нет, наверно, карась.

— А я карпов еще не видал. Поймать бы, — он снова вытер пот с лица.

Приезжие рыбаки сидели неподвижно. Неожиданно один из них привстал и, не разгибаясь, смешно заприседал, наклоняясь к воде. К нему подбежал второй. Они заговорили быстро, возбужденно. Первый потянул удочку, леска натянулась струной, потом словно оборвалась, потому что удилище взлетело вверх, и следом что-то мгновенно блеснуло и упало далеко за спинами рыбаков.

Коля и Толик тотчас подбежали к тому месту и увидели на траве здоровенную рыбину. Красивая в своей золотистой чешуе, с влажным запахом дойного шла, она лежала на траве и, не смиряясь с гибелью, редко, но сильно ударяла хвостом о землю. Ее словно раздражали яркий свет и воздух, и она с каждым прыжком стремилась ближе к воде.

— Вот он, карп, — проговорил Коля, наклоняясь, — зеркальный...

— Ишь какой! — сказал Толик и хотел поймать рыбу.

В это время к ним подошел парень в большой серой кепке, надвинутой на глаза.

— Вам чего надо?! А ну, марш отсюда! — приказал он.

— Ох, ты! Не твой пруд, и не кричи! — возразил Толик, а сам попятился, спрятался за Колину спину.

— А чей же?

— Наш.

— Смотри-ка, частник, — улыбнулся парень.

Мальчики снова вернулись на свои места. Один раз Колин поплавок дернулся, потом его повело, Коля подсек и вытащил небольшого карася.

Парень в кепке подошел к ним и тихо спросил:

— Ну, как?

— Неважно, — ответил Коля и вздохнул.

— Возле берега карп не берет.

— Знаю. Лески длинной нет.

Парень помолчал, потом спросил:

— Значит, ваш пруд?

— А чей же? — небрежно ответил Коля.

— И карпы ваши?

— И карпы.

— Это как понимать?

— А так. Их Евгений Васильевич, наш председатель, мальками сюда пустил. Потом мы им подкорм возили.

— Смотри-ка, молодец ваш председатель.

— Он хотел и в Ведяном пруду развести, да не успел. А теперь его снимут, — сказал Толик.

— Тебя что ли спрашивают? — оборвал его брат.

— За что же? — поинтересовался парень.

— Кто знает, — нехотя сказал Коля. — В районе винят — кукуруза не взошла. А Евгений Васильевич тут при чем? В посевную его вызвали на совещание на два дня, а трактористы напились и разъехались, кто к брату, кто к свату... Неделю их собирали. Машины простояли, время ушло. Вот они и виноваты. Я бы их... — Коля тряхнул светлой головой, и парень увидел в его глазах сгустившийся от прищура сердитый синий блеск.

— Или другое. Купили весной «газик». Вот шофер и вздумал в другое село к невесте съездить. Уехал ночью, тайком, и нету. На другие сутки нашли за тридцать километров. Мотор поломал. Теперь стоит автомобиль. Новенький, месяц только проходил. А Евгений Васильевич трясется на лошади. Не оторвешь же от работы грузовик.

Парень слушал уже серьезно, а Коля увлекся и, повернувшись к нему лицом, продолжал:

— Не то какому-нибудь лентяю — он век в колхозе путем не работал — даст машину мясо в город отвезти. Других — досада берет: им некогда разъезжаться, они работают. А он никого не хотел обидеть. Недавно нового парторга прислали. Тот и начал докапываться — как да почему.

— Кому же понравится: одни вкалывают — другие налегке живут.

— А ему легко? День и ночь на ногах, все о колхозе да о людях заботится. Он ведь из города приехал, по своей воле. Говорят, работал и учился на агронома. Жену свою, Таисию Михайловну, сюда привез. Она учительница у нас. Только не повезло ей: по осени мальчишка один в затоне под лед провалился. Она вытащила. Шла как раз мимо. Ну и простудилась, часто болеет теперь.

— Да, невеселая жизнь сложилась у земляка, — заключил парень. — Ему бы сразу виноватых наказать — построже с ними.

— Надо, но он такой — все больше словами уговаривает.

— А откуда ты обо всем знаешь? Вроде рановато еще, — спохватился приезжий.

— Глаза есть, вижу. Уши — тоже. Слышу, что люди говорят.