На «Свободе». Беседы у микрофона, 1972-1979 - [29]

А ведь кино это вышло в дни моей юности, я ведь помню, как оно принималось на полном серьезе. Попробовал бы кто-нибудь фыркнуть или прыснуть. Кто все понимал — для того это было так страшно, что не до смеха. И истерически поклоняющаяся толпа — она плакала на этом фильме от умиления. Как потом плакала и душила себя на сталинских уже похоронах.

Я лично близко знал одного пожилого человека, который в кинотеатре плакал при демонстрации обязательного киножурнала «Новости дня». Жена его говорила, что с ним прямо стыдно ходить в кино: только начинают показывать все эти выплавки стали и комбайны, он уже хлюпает носом — не может без радостных слез видеть достижения нашей такой великой, такой могущественной страны. Когда показывали Сталина, его просто душили слезы счастья, до неприличия, хоть из зала выходи. При этом их семья с двумя детьми множество лет скиталась по чужим углам, ожидая очереди на фантастически недосягаемую квартиру, и получила ее, квартиру, только при Хрущеве, когда моему знакомому пора было выходить на пенсию. Старик как-то странно спокойно принял разоблачения культа личности, но от слабости своей не избавился: теперь он во время киножурнала всхлипывал и корчился, когда показывали Хрущева. А показывали Хрущева почти в каждом киножурнале. А какие слезы стал пускать старик, когда они еще приобрели телевизор! Если он жив и поныне, представляю себе, сколько носовых платков он смочил, когда недавно партбилет номер один вручили Ленину Владимиру Ильичу, а партбилет номер два — Брежневу Леониду Ильичу…

Даже Сталин до такого не додумался. Вершиной сталинских фарсов, по-моему, была мумификация Ленина. Будущий русский историк, не исключено, будет писать об этом примерно так:

…поскольку Бог и религия были упразднены, а с ними и поклонение старым святыням, мощам и проч., было решено ввести поклонение личности умершего председателя ВЦИК Ульянова (Ленина) и его мощам. Труп был набальзамирован и выставлен в особом архитектурном сооружении, не совсем правильно названном Мавзолеем: в скрупулезно точном смысле слова это была все-таки Кунсткамера. В отличие от былых поклонений с богослужениями, целованием раки с мощами, труп в данной Кунсткамере был выставлен именно лишь для обозрения. Простояв в длинной очереди, толпа проходила мимо трупа и смотрела на него. Следуя примеру Москвы, в Болгарии набальзамировали и выставили в Софии для обозрения своего местного покойника, некоего бюрократа по фамилии Димитров, но шире эта безвкусная мода не пошла, если не считать попытки в 1953 году пополнить московскую Кунсткамеру вторым трупом — Иосифа Джугашвили (Сталина), который вскоре, однако, был изъят.

Будет ли в будущем смеяться наш кинозритель при виде кадров советской хроники, показывающих очередь в Мавзолей и осмотр массами мумии бывшего председателя ВЦИК? Думаю, да. Прочий мир над этим давно посмеивается. Более того, в самой своей стране Ленин стал персонажем целой блестящей серии ленинских анекдотов. Это страшный для ленинской партии признак, гораздо более страшный, чем может показаться. С другой стороны, это и обнадеживающий признак, говорящий о том, что, несмотря на полувековое попирание здравого смысла, этот здравый смысл в народе все равно не умер.

Возможно, когда-нибудь каким-то издателям покажется интересным переиздать фотоспособом образцы советской прессы для любителей исторических анекдотов или для тех, кто откажется верить в то, что это было. Для такого историко-анекдотического переиздания годится любой экземпляр газеты «Правда», особенно, скажем, за 1937 год. Очень лихо выглядела бы подборка речей Хрущева, начиная с 30-х годов, в которых он сперва восславляет Сталина, разоблачает врагов народа и требует их казни, потом разоблачает Сталина и реабилитирует врагов народа посмертно, потом фотография на первой полосе «Правды», ярко помню: «Никита Сергеевич Хрущев вручает орден Ленина верному ленинцу Леониду Ильичу Брежневу». Объятия, поцелуй, затем краткие скромные информашки об уходе Хрущева по состоянию здоровья и — о смерти пенсионера.

Разве можно выдумать что-нибудь законченное, сатиричное лучше, чем выдумывает это сама жизнь? А точнее, чем выдумывает хронически больная манией величия Коммунистическая партия? А что, если эта болезнь самая настоящая? Ведь только больные маньяки так смешны, как тот гоголевский Поприщин. Эти невероятные монументы, этот страдавший от несознательных птиц Сталин-колосс на Волго-Донском канале, так что держали охрану, стрелявшую птиц, чтобы не садились на него; эти, если помните, Метрополитен имени Кагановича, кондитерская фабрика имени Микояна, все эти Сталинграды, Ворошиловграды, родильные дома имени Берия — сегодня это все смешно, как выходки умалишенных, считающих себя Наполеонами.

Совершенно так же являются смешными, а для врача — просто обычными признаками недомогания, нуждающегося в лечении, заявления, например, типа: я — ум, честь и совесть эпохи; я — мудрее всех; я — передовее всех; я — рулевой, кормчий, водитель, учитель, светоч; я — выше всех, дальше всех, быстрее всех, глубже всех, сильнее всех… Вы только представьте себе, что вы слышите такой поток заявлений, — не усомнитесь ли в здоровье заявляющего? Но ведь мы это слышим. Каждый день. Десятки лет непрерывно. В любой газете, любом журнале, радиопередаче, на докладе, по телевизору, на собрании пионеров и на сессии Академии наук данные заявления партии должны быть приведены. Партии — значит, группы людей, не богов, нет, людей; у каждого там энное количество начального, среднего или высшего образования, свои способности, свои заскоки, свои глупости, свои недостатки… И вдруг: мы — ум эпохи, мы — честь эпохи, мы — светоч… и так далее, и так далее. Окститесь!