На суше и на море, 1985 - [14]

Количество войск и вооружений с обеих сторон, число сброшенных бомб, выпущенных снарядов, мин, патронов убедительно свидетельствуют: война здесь превысила все свои прежние параметры.

Где-то было трудно, где-то еще труднее, где-то очень тяжело. Но такого, как в этом городе, не было нигде. В куске грунта с Мамаева кургана металла больше, чем земли, — более 1000 осколков на квадратный метр. Можно только пытаться представить себе, в какое решето превратились толстые стены городской ГРЭС, когда на нее обрушились двести бомб и более девятисот снарядов. В сквере на центральной площади чудом уцелел тогда, дожил до наших дней лишь один тополь: у него под корой до сих пор сидят десятки осколков.

Каждый знает: в окопах Сталинграда шло сражение не на жизнь, а на смерть. Жестокий и горький смысл этих слов всем своим существом чувствуешь, увидев в музейной витрине шинель погибшего генерала В. А. Глазкова, не шинель — сплошные дыры — пробоины от 160 осколков и пуль.

Происходившее здесь превысило пределы всех мыслимых человеческих возможностей. И все же солдаты, Красная Армия, наш народ выдержали, преодолели невозможное. И преодолев, победили!

Потому беспощадная и великая пора Сталинграда останется навсегда в сердце. Это слова о городе-герое Константина Симонова.

Когда закончился бой

Руины Сталинграда запечатлены на многих метрах фото- и кинопленки. По ним можно проследить определенную последовательность исчезновения города. Вначале — это сожженные кварталы, снятые фашистскими хроникерами с воздуха после небывало ожесточенных бомбардировок в августе 1942 года. Затем исчезают четкие контуры кварталов, улиц, но еще остаются отдельные здания. В дальнейшем разрушаются и они, оставляя после себя в лучшем случае куски стен, а чаще всего — хаотическое нагромождение обломков.

Наиболее же точную картину того, что осталось от города, дает один из очерков военных лет, где говорится о Сталинграде в декабре 1942 года: «…и домов уже не было, стен не было, ничего не было, а люди держались, и то, что называлось городом, были люди, которые его держали».

Руины, везде руины. На Смоленщине в детские годы мне пришлось видеть много развалин и пепелищ. С тех пор даже совсем малый костерок может вдруг вызвать из глубин памяти то чувство далекого детства, когда казалось, что горит весь мир — таким нескончаемым и вездесущим был запах гари. Еще помнится, как исчезновение даже небольшого строения меняло до неузнаваемости привычные мальчишеские ориентиры — вдруг появлялся незнакомый горестный простор, назойливо обращали на себя внимание скрытые раньше, непривычные предметы.

И все же при всем своем кажущемся однообразии руины в Сталинграде были особого рода. Мало того, что здесь бушевал пожар невиданной силы — улицы превратились в огненные коридоры, горел даже асфальт; мало того, что на кварталы, дома обрушилось рекордное количество бомб, снарядов и мин — до 76 тысяч на каждый квадратный километр, город еще — точнее, его остатки — был в буквальном смысле поднят на воздух. Гитлеровское командование прислало сюда сорок саперных батальонов — тридцать тысяч человек. Советские саперы тоже развернули подземную войну. На улицах было относительно тихо, а под землей взрывались гранаты, фугасы. Подземная война уничтожала различные коммуникации, инженерное обеспечение — основу жизни современного города.

Все это, вместе взятое, — утрата свыше 41 тысячи жилых домов (более 90 процентов жилого фонда), 126 предприятий, железнодорожного узла, речного порта, средств связи, водопровода, радиотрансляционной сети, мостов, высоковольтных линий, парков и садов — в иных условиях, для иного города могло означать только одно — его полную и окончательную гибель. Примеров такого рода сколько угодно можно найти в истории человечества.

Видимо, поэтому личный представитель президента США Дэвис, приехавший в Сталинград 18 мая 1943 года, высказал такое предположение: «Не следует ли строить город на новом месте, севернее или южнее, а эти развалины огородить колючей проволокой и сделать историческим музеем, местом паломничества туристов…» Идеи подобного рода, уже более аргументированные, высказывали позднее и специалисты, правда в основном зарубежные. Наверное, эти идеи с сугубо рациональной точки зрения, с чисто градостроительных позиций не лишены были смысла.

Их отзвук, кстати, обнаружился даже в шестидесятых годах, когда решался вопрос — каким быть Мамаеву кургану, и высказывались предложения — оставить высоту такой, какой она была в конце битвы: перепаханной снарядами и бомбами, изрытой окопами и ходами сообщения. И чего греха таить, казалось тогда, что в таких предложениях есть свой резон, что тем самым будут сохранены свидетельства прошлого. Но сейчас немыслимо представить себе Мамаев курган без той героической феерии, которая поднялась на его склонах…

В мастерской «Волгоградгражданпроекта» я встретился с одним из старейших и известных архитекторов Волгограда, Федором Максимовичем Лысовым.

— Построить город в другом месте? — повторил мой вопрос архитектор и твердо ответил — Нет! Это невозможно было сделать. Сталинград, несмотря на то что он был уничтожен, все-таки жил да еще сопротивлялся, и сопротивлялся так, что противник потерял здесь не только свою отборную армию, но и превосходство вообще, уверенность в своих силах.