На суше и на море, 1984. Фантастика - [18]
— Навсегда, — буркнул Сашка.
— Чудесно, чудесно, — медведь задумчиво пошевелил лапой обертки от наших пайков, разбросанные по песку, понюхал всякий сор, лежавший возле капсулы. Почему-то тяжело вздохнул. — Я вот давеча с вашим информаторием познакомился. И нашел там много чего непонятного. Может, пособите разобраться?
Мы с Сашкой тревожно переглянулись. Информатория на капсуле не было, вот в чем дело, только навигационное счетное устройство, и то безжизненное. Очевидно, медведь имел в виду электронный мозг на «Верблюде», а вот это попахивало мистикой. Каким образом этот Брике мог забраться в корабль, несущийся на высоте пятисот километров, да еще покопаться в голограммах машинной памяти?
— А в чем дело? — спросил Александр.
— Да мелочи все, — медведь лег на песок и положил голову на лапы. — Что такое гамаши?
— Как?! — вскричали мы в один голос.
— Гамаши, — повторил Брике. — Есть, знаете ли, у одного вашего детского писателя такие строки:
Так что это такое — гамаши? И еще другое слово — бекеша. А?
— Понятия не имею, — нервно сказал я.
— И я тоже, — растерялся Сашка.
— Ну и ну, — бредовый медведь зевнул во всю пасть. — Хороши гости! Являются как снег на голову, какие-то цели ставят перед собой, а собственного языка не знают. Глупо. Больше вопросов не имею.
Он пошарил лапой в песке и вытащил — склад там у них, что ли? — телефонный аппарат. Сашка схватился за щеку, будто у него заболели зубы. Я почувствовал озноб. Медведь набрал когтем номер и умудрился приложить трубку к уху.
— Колючка, ты? — заорал он страшным голосом, словно собеседника было очень плохо слышно. — Брике говорит… Ага… Ага… Нет, что такое гамаши, не знают… Почему не знают? А черт их разберет… Что? Говорю: черт их разберет!.. Как? Да ну их, скучные какие-то. А?… В общем, так-сяк. Ну, прилетай, посмотришь. Я говорю: прилетай! Понял? Ну, есть… Пока!.. — И медведь сожрал телефон.
Все это произошло в считанные минуты. Я только и понял, что мы опять ударили в грязь лицом и что очень скоро нужно ждать некоего Колючку.
А медведь Брике был уже далеко. Он несся по пустыне, высоко вскидывая грязно-желтый зад.
По лицу Сашки текли слезы.
— Костик, Костик! — всхлипывал он. — Как же так, а? Ну почему? Почему? Мы здесь гибнем, пропадаем, с ума сходим, а вокруг снуют разумные твари, и хоть бы кто-нибудь помог, хоть бы кто в человеческом обличье появился. Хоть один! Подумать только — гамаши! Откуда мне знать, что это такое, я их в жизни не видел. Их уже лет двести как нет…
— Саш, погоди, ну остановись же! — Я втолкнул друга в капсулу и уложил в гамак. Сам сел на полу. — Давай рассудим здраво. Мы галлюцинируем?
— Хорошо бы!
— Не галлюцинируем. Согласен. Гипноз?
— Черт его знает!
— Может быть, и гипноз. Скорее телепатия: нам внушают — и довольно-таки умело — шизофренические образы. Примем за рабочую гипотезу. В таком случае следует выяснить: кому это нужно и какова конечная цель? Свести нас с ума? Вряд ли. Выявить наш интеллект? Если так, то нам не позавидуешь: интеллектом мы их пока не порадовали. Определить эмоциональный склад? Опять же у нас сплошные промахи. Впрочем, не то всё, нет, не то… — я умолк.
«Примитив какой-то получается. Нельзя ставить себя на их место. А если нельзя, тогда…»
— Костя, а может, это биороботы? — Александр постепенно приходил в норму.
— Не исключено. Однако неизвестных величин — тьма! Досконально знают наш язык — раз. Добрались до информатория — как?! — два. Разбираются в земных реалиях — животный мир, телефон, одеколон, Маршак, наконец, и прочее — три. Но если биороботы — это хорошо. Это как-то ближе, понятнее. По-земному почти. Что-то вроде теста. Вот только знать бы, кто и откуда этими киберами управляет… И что от нас требуется…
И тут меня осенило:
— Послушай, Александр, а может, ничего сложного и нет? А? Давай припомним с самого начала. «Вырубают» нашу капсулу — первый этап, так сказать, проверка на выживание. Далее — мнимая ворона Чернушка: не враждебно ли мы относимся к живым существам?
— А Обжора с Архимедом призваны выяснить, не враждебны ли мы к говорящим живым существам: к импульсивным бегемотам и рассудительным крокодилам?
— Брось ты!.. Но то, что к тебе возвращается чувство юмора, — это положительный симптом. Слушай, а может, все дело действительно в чувстве юмора, которое мы до сих пор никак не проявили?
— Допустим. А причем тогда медведь?
— Положим, проверка на… «удивляемость», так сказать. Иными словами, им интересно: как мы способны вести себя в самых нелогичных условиях?
— Что-то больно ловко у тебя получается. Не ты ли, случаем, их программу составлял? А как в твою схему несуществующая пустыня влезает? И невидимые облака?…
— Ах, Саша, как неладно, как все очень неладно. Одно знаю: мышки мы с тобой. Мышки в лабиринте. Белые такие, шустренькие. Тычемся розовыми носиками, авось на нужную кнопку надавим, тогда пожалуйста: и накормят, и напоят, и спать уложат… Спать уложат… Спать… — Я вздрогнул от неожиданной ассоциации. — Не мышки, а дети! Тебе не показалось странным, что из всех земных писателей они почему-то выбрали именно Маршака? Что, если они смотрят на нас, как на заигравшихся детей?!
