На суше и на море 1981 - [181]

— Что делать-то, ваша милость?

Паллас остро глянул на него, на реку, и в голубых глазах мелькнула усмешка.

— Ничего, — спокойно сказал Паллас. — Я покажу дорогу.

— Опасно, ваша милость… Может, до ночи обождешь? Покрепчает мороз.

— Ждать некогда.

Паллас тяжело вылез из саней — прожитые годы ощутимо давили на плечи — и уверенно ступил на лед.

До середины Клязьмы все шло хорошо. Кося глазом на разводья, кони послушно шли за поводырем. И вдруг зловещий треск, лед прогнулся и лопнул. Паллас чуть не по шею провалился в полынью. Хорошо, что не выпустил узду! Кони вскинули головы, испуганно шарахнулись в сторону и выволокли Палласа на лед.

— Ох-ти, барин! Да как же это?!

Ямщик прыгнул с облучка, ухватил академика за ворот мокрой шубы.

Чувствуя, как озноб сотрясает тело, Паллас лежал под кое-как отжатой шубой. Сорок верст бежали кони во весь дух до ближайшего села. Паллас клял себя за оплошку. Объехать десятки губерний России и тут, на обжитой Русской равнине, недалече от Москвы, провалиться под лед. А ведь в новых краях опасности были не в пример грознее. Ан, обходилось… В памяти ожили мрачные чащобы вогульских лесов, дикие, безлюдные горы Алтая, гнилые болота: Все было! Странствия в камышово-осоковых низовьях Явка» изнуряющая летняя жара в степях Прикаспия, солончаки. Горы и леса Забайкалья, расслабляющий воздух Закаменной Даурии — такой легкий и «весьма летом упругий», а на самом деле источник хворобы, которая свалила почти всех спутников. Все прошел ты, Петр Симон сын Палласа, нигде не оступился.

Может, так, а может, иначе думал российский академик после купания в ледяной Клязьме. Что знаем мы о нем? В. Н. Маракуев, автор конца XIX в., писал: «Частная жизнь Палласа почти неизвестна, так как все внимание его современников сосредоточивалось на его учености». Но вот свидетельство русского путешественника В. Измайлова: «Выражение его лица приятное, но наружность не представляет ничего особенного. Он имеет лицо умное, выражение кроткое, и при первом взгляде можно видеть, что зло никогда не приближалось к его сердцу. Речь его проста и занимательна. Характер ровный и веселый. В разговоре он не переходит быстро от одного предмета к другому. В произведениях его виден ученый, в разговоре же виден человек и хороший философ… Он отличается необыкновенной скромностью и мало заботится о еврей славе, не привязан к блеску.

Он думает, что всеобщее усовершенствование ума, царство добродетели не могут никогда быть на земле. Наука же должна быть собственностью некоторых избранных умов, другие же должны довольствоваться лишь легкою корою истины… Сама истина должна бы оставаться только между нами, академиками.

Признаюсь, что такая гордая мысль в самом негордом человеке едва может быть в моих глазах оправдана даже чувством негодования, которое возбуждала в Палласе кровавая эпоха нашего времени)».

Чем же дорог нам, людям двадцатого века, академик Паллас?

Русские ученые, как известно, немало сделали в борьбе с метафизическими взглядами на природу. Попытки связать между собой отдельные природные явления, определить их обусловленность, всесторонне подойти к изучению географических зон — все это характерные черты, работ современников и последователей М. В. Ломоносова — И. И. Лепехина, П. И. Рычкова и других. Среди этих исследователей достойное место занимает Петр Симон Паллас. Родился он 22 сентября 1741 г. в семье профессора анатомии Берлинской медицинской академии. Отец Палласа — немец, родом из Пруссии, мать, Сюзанна Леонард, — по происхождению француженка. Мальчик получил хорошее образование. До 13 лет воспитывался дома — учителем и отцом. Затем слушал лекции по анатомии, физиологии, ботанике в медико-хирургическом коллегиуме. Любимой же наукой Палласа была зоология. В раннем детстве Петр Симон изучил латынь, английский и французский. Рано проявил склонность и к самостоятельным исследованиям: в 15 лет составил классификацию птиц на основании формы клюва, вел наблюдения над образом жизни гусениц.

1758 год Паллас провел в Галле, изучая математику, физику, минералогию, естественные науки. Затем продолжил образование в Голландии, которая славилась своими зоологическими коллекциями, собранными в обширных колониях. Вскоре он защищает в Лондоне докторскую диссертацию на тему «О паразитах, живущих в теле животных». Паллас предложил новую классификацию червей, доказав ошибочность Линнеевой. Позже Кювье высоко оценил эту работу.

В июне 1762 г. Паллас возвратился в Берлин. Отцу не удалось выхлопотать ему место врача, и Петр Симон опять едет в Голландию. Трехлетнее пребывание в Гааге — плодотворный период в жизни 19-летнего ученого. Появляется его труд «Исследование зоофитов» (1766), где выдвигается важная мысль: «Начиная с простейшего, природа постепенно изменяет и преобразует органы сообразно их назначению и… привносит в простое нечто новое, улучшает его». В ряде работ он поднимает вопросы географии обитания животных, описывает редкие виды амфибий, моллюсков, птиц. Эти труды приносят Палласу европейскую Известность. Он избран членом многих научных обществ, Лондонской и Римской академий наук. Но от материальной нужды не избавился: издание сочинений не позволяло даже прокормить семью (в 1767 г. Паллас женился), а ведь ученый мечтал о больших путешествиях для сбора фактических данных.