На суше и на море, 1971 - [7]
— Театр комедии, — усмехнулся Кудряшов, подходя к Надо. — Давно он заболел?
Тон мужа возмутил Надю.
— Как тебе не стыдно, Алексей. — Ей хотелось наговорить ему дерзостей, ко она сдержалась:
— Подержи ему голову, я схожу за водой.
Кудряшов сердито откинул со лба длинные, прямые волосы, нехотя подхватил больного. Надя быстро вернулась с ковшом, смочила полотенце, положила Эдуарду на лоб.
— Обморок, — заключил муж.
— Почему ты не поверил телеграмме Эдуарда Федоровича о болезни рабочих и не привез врача? Вот теперь свалился и он, — спросила с упреком Надя.
— Ладно, Надежда, тебя это не касается! Смотри-ка, он, кажется, приходит в себя.
— Кого укусила змея? — слабым голосом спросил Жбанов, пытаясь приподняться.
— Успокойтесь, Эдуард Федорович, это ложная тревога. Кого-то у костра подпалило, он со сна не разобрал и взбудоражил лагерь. — И к мужу: — Давай перенесем Эдуарда Федоровича в палатку.
— Спасибо, Надя. Не надо, — отстранил ее Эдуард. — Оставьте нас вдвоем, мне с начальником надо поговорить наедине.
Надя сняла с себя фуфайку, укутала плечи больного и ушла.
— Что думаете предпринять, Алексей Викторович? Целый месяц люди работают на полуголодном пайке, без мяса, без жиров. Чуть ли не половина партии болеет вирусным гриппом. А вы уехали и пропали. Нигде вас не могли найти. Может быть, скажете парторгу? Или собирать партгруппу? — тихо спросил Эдуард.
— Ладно, Жбанов, меня ты партгруппой не пугай. Где был, там теперь меня нет. Понятно? А продуктов вон целую машину пригнал, сегодня же отправим тебя на базу, а оттуда вертолетом в город, в больницу. Обратным рейсом доставим сюда врача. Так что можешь успокоиться.
— Разве я забочусь о своем покое?
— Ладно, — бросил свое любимое словцо Кудряшов. — Все образуется. Ребята хотя на ногах держатся, а тебя вон как скрутило. Поезжай, поправляйся! Будет все в порядке.
Тихо. Жарко. Гудит под тиглями длиннотрубная печка, потрескивают лиственничные дрова. Юра сноровистыми движениями то снимает и отставляет в сторону горячие воронки с золой, то заряжает печку новыми порциями зелени, то выскребает остатки из пустых воронок.
За два года работы в экспедиции Юра многому научился. Теперь Кларе не надо было напоминать ему сделать то-то и то-то. Юра знал сам.
В прошлом году, месяца через два после истории с медведем, с Кларой случилась беда. На тропе ее свалил припадок. Юра принес ее на руках в лагерь и передал Эдуарду, изменившемуся в лице. Все в лагере переполошились, но Жбанов успокоил:
— Ничего, все обойдется. У нее солнечный удар. — И, выразительно посмотрев на Юру, отнес жену в палатку.
Юра тогда долго стоял, прислонившись спиной к кедру, продолжая вертеть в руках Кларину соломенную шляпу, не спуская глаз с палатки Жбановых.
После этого случая Юру словно подменили. Он следил за каждым движением Клары, стараясь предугадать ее распоряжения. Утром вставал вместе с Надей, затапливал «обжорку», спешил управиться с пробами. В маршруте он отбирал у Клары рюкзак, не позволял поднимать тяжести, тревожился, когда она уходила одна.
Неподалеку от Юриной длиннотрубной печки, под толевым тентом, за длинным, грубо сколоченным столом, колдует Клара над пробирками и колбами. Тут же сбоку Надя очищает рис для обеда.
— Клара Ивановна! — зовет Юра. И та, отставив стекло, спешит к печке, объясняет, быстро и ловко сворачивает пакетики, ссыпает туда золу, разыскивает в маршрутном дневнике номера проб, сверяет, помечает. Наде слышен ее короткий смех, смущенное бормотание паренька. Вот она снова возится с колбами.
«Счастливая, — завидует ей Надя. — Все у нее есть: любовь, уважение, интересная работа. С мужем у них полное согласие. Он гордится ею. Еще бы! Порыв, сгусток мысли, желаний, энергии! А как она красива! Какие глаза! Карие, блестящие, со светлинкой».
— Скажи, Надя: ну почему так коротка человеческая жизнь? — вздыхает Клара. — На кой черт природа дала черепахе триста лет жизни? Ну зачем они ей?
— Неужели ученые не разгадали этой тайны?
— Предположений много. Мечников считал, что млекопитающие сокращением своего века обязаны только усложненности кишечника. Микробная флора сокращает нам жизнь почти втрое. Видишь, какое прозаичное объяснение?
— А может быть, это и к лучшему? Мы бы просто замучились так долго ждать.
— Ну что ты, Надюша! Мне бы и пятисот лет не хватило. Ведь столько хочется успеть! А как тут уложишься в свой коротенький век? Надо спешить, спешить…
— Куда? — грустно вздыхает Надя. — К старости?
— О, Надя! Если есть цель, нужное людям дело, до старости можно прожить десять жизней!
Клара готова была еще распространяться на эту тему, но тут ее снова позвал Юра, и она побежала к печи.
«Как все для нее ясно и просто, — подумала Надя. — За каждым камнем, кустом, неосторожным шагом подстерегает ее смерть. А она и виду не подает. Гордая. И какое упорство! Только и разговоров о результатах работы, об открытии месторождений, о том, что лет через пять геобиохимия станет хозяйкой в каждой геологической партии. Все у нее просто, естественно. Заболел муж, увезли в больницу с серьезными осложнениями после вирусного гриппа. Другая бы охала, вздыхала, а она улыбается: выздоровеет мой Эдик, вернется. Нет таких болезней, которые могли бы отнять у меня Эдика. Может, для нее действительно жизнь — трын-трава? Привыкла ходить по острию ножа, может, поэтому такая дерзкая?»
