На суше и на море, 1970. Фантастика - [28]

— Если бандероли отправлены ранее пятьдесят первого года, к сожалению, ничем помочь не смогу, — отрапортовал чиновник. — Мой предшественник, знаете ли, очень небрежно вел архив…

— Нет-нет, они отправлены вчера и позавчера.

— Тогда один момент. Я принесу квитанционную книгу. Обе записи отыскались быстро. И первая, и вторая бандероли были отправлены по одному адресу: Ивонне Муанель, рю де Распай, 12. Париж.

5

«Явное самоубийство, — размышлял Дени, — остается лишь подтвердить. Стоит ли копаться в психологии? Конечно, этому Гало теперь на все наплевать, но все же неприятно сознавать, что суешь нос в дела, которые тщательно скрывали от всех. Впрочем, на то и полиция, чтобы совать нос…»

Следователь кривил душой перед самим собой: ему всегда хотелось понять истинные причины тех или иных поступков людей. Началось это еще в детстве. Однажды соседский мальчик Жан, года на полтора старше, предложил Аллену обменяться перочинными ножами. Ножи были одинаковыми, только Аллен сломал у своего штопор. Выгода была явная, и он недоумевал, почему Жан так опростоволосился. Оказалось, отец заподозрил его в откупоривании бутылок со старым вином; вот так Жан и доказывал свое алиби. И хотя ему не удалось усыпить подозрения отца, на Аллена эта хитрость произвела сильное впечатление.

С тех пор Аллен стал задумываться: может ли человек прожить без лжи? Мать, отец, кюре, учителя — все в один голос твердили: лгать нехорошо. Но вот однажды семейство Дени пригласило кюре осмотреть их виноградник, и Аллен увидел, как святой отец, приотстав, справил малую нужду, а потом сказал, что любовался кистью винограда.

Позже Дени понял — существует «ложь во спасение». Но еще тверже стала его уверенность, что истинные мотивы поведения человека редко бывают обнажены. Поиск подспудных причин стал для Аллена настоящей страстью. А позже, на юридическом факультете, его поразила наследственная теория преступлений. И он мечтал, что сможет, зная привычки, склонности, темперамент человека, предсказывать его поступки в определенных ситуациях.

«Действие рождается мыслью. Но мне ничего не известно о внутреннем мире Гало. Биофизик, магистр наук… Замкнут, необщителен. А посылки? Вот чем надо заняться: если их посылал человек, решившийся на самоубийство, содержимое может кое-что подсказать…»

6

Пригородный автобус тащился около часа. Дени успел за это время возненавидеть слащаво-многозначительный стиль политического обозревателя «Леттр Франсез», еще раз поразился повальным увлечением спортом и наконец добрался до страницы с хроникой.

Как всегда, большинство заметок было посвящено автомобильным катастрофам и мелким кражам. Но вдруг на глаза попалось несколько строк, набранных курсивом:

«Профессор биофизики Лозаннского университета Леопольд Порелли, прибывший вчера в Париж на симпозиум биофизиков, считает, что современная наука близка к управлению с помощью электромагнитных волн действиями не только насекомых, но и более высокоразвитых живых организмов. В беседе с нашим корреспондентом он заявил… Симпозиум продлится пять дней».

«Удача! Из Лозанны, биофизик… Ну, уж часа два из этих пяти дней я заставлю достопочтенного профессора провести в компании со мной!» — подумал Дени, сворачивая газету.

Дом 12 на рю де Распай оказался огромным параллелепипедом из стекла и бетона, одним из тех, где создан максимальный уют и современный сервис для хорошо обеспеченных людей. Вместо консьержа на первом этаже оказалось что-то вроде универсального бюро обслуживания. Выяснилось, что мадемуазель Муанель сегодня уехала из Парижа. Она просила переключить ее телефон на бюро обслуживания и посылать ей телефонограммы только в двух случаях: если позвонит мадам Фуа или придет сообщение из Нью-Йорка.

— Куда вы должны тогда сообщить?

— Сен-Назер 6-16-85. Прошу вас, мсье, если вы свяжетесь с мадемуазель Муанель, не упоминайте, что узнали ее адрес у меня.

— Но вы обязаны дать ее адрес полиции!

— Прежде всего мы обязаны заботиться об удобствах и спокойствии клиентов. Прошу прощения, меня вызывают, я на минуту отлучусь.

Вошел почтальон.

— Семьдесят шестую обслуживаете? Та самая, квартира Муанель!

— Да.

— Туда бандероль. Распишитесь.

«А вот и штемпель Сен-Мартена. До чего четкий! Видно, ставил его мой знакомый — аккуратист с лентой Почетного легиона».

Бандероль была маленькой, но увесистой. Дени, не раздумывая, опустил ее в карман пиджака. От этого бюро обслуживания трудно ожидать содействия.

«Это вторая, последняя отправленная Гало бандероль, — думал Дени. — Что это может быть? Только не бумаги. Драгоценности? Реликвия обманутой любви?»

7

Когда пожилой священник завел разговор о селекции роз, Дени с ужасом подумал об участи, уготованной ему на всю дорогу. К счастью, вежливое внимание окружающих становилось все более холодным, и священник в конце концов умолк. Сухопарая дама у окна с видимым облегчением достала вязание.

«Ивонна в отличие от Джошуа богата, — раздумывал Дени, откинувшись на высокую спинку сиденья и полузакрыв глаза. — Может быть, родители Гало лелеяли надежду на брак Джошуа с ней, надеясь, что этот брак образумит их „блудного сына“? Допустим, они были знакомы с детства. Детская привязанность довольно часто переходит в любовь. В отношении Джошуа это представляется довольно вероятным, а вот об Ивонне я ничего не знаю…»