На суше и на море, 1966. Фантастика - [3]

Владимир почти кричал:

— К чему были все эти годы исканий, не приведших к цели? Зачем нам эти другие разумные? Надеемся поумнеть сразу на тысячу лет? Так, что ли?

— Хотя бы и так, — снисходительно поглядел на него Королев. — Да, мы не встретили еще других разумных. Экспедиции вернулись ни с чем. Зато мы освоили ближние и дальние окрестности Солнца. А это уже немало! Теперь сфера исканий переместилась в третью спираль Галактики. И нам не придется искать там, где побывали до нас… — Он помолчал, внимательно разглядывая Владимира, его приземистую, крепкую фигуру, нервное, решительное лицо, покрасневшие от бессонницы глаза. — А нервы твои, Володя, пошаливают. Не рано ли ты вступил на длинную дорогу?

Астахов потупился. Ему стало стыдно.

Королев отвернулся и долго смотрел в иллюминатор, где все так же вспыхивали и гасли голубые факелы ближних звезд. Потом заговорил резко, отчетливо, словно откалывая фразы.

— Зачем? — спрашивают люди с тех пор, как вышли из первобытного состояния. Зачем неандерталец смотрел на звезды? Он мог и не замечать их! Для чего Прометей похитил с неба огонь? Можно было не делать этого. Люди и так слишком долго захлебывались в вязкой тине будней. Человек заслуживает большего. Пусть его предки родились в первобытном океане Земли, потом перешли на сушу, в жирную архейскую тину. Но жизнь нам дало все-таки солнечное излучение, свет Солнца. И в этом смысле человек — прямой потомок света, частица Солнца и звезд. Будущее людей среди звезд. Им предстоит познать и освоить Вселенную… Вот почему мы здесь, в Пространстве. Да, я знаю, в глазах многих галактическая дорога — это дорога мечтателей и чудаков.

Королев усмехнулся, махнув рукой.

— Но разве мыслимо найти разумные миры в этом океане звезд? — возразил Астахов. Он так и не вошел в рубку, оставшись стоять в проходе. — Все равно что искать булавку, оброненную в песках Марса.

— Это уже другой вопрос, — ответил Королев, по-прежнему глядя в иллюминатор. — Чтобы оторваться от Земли, нам потребовалось несколько тысяч лет. А по галактической дороге предстоит шагать миллионы лет. До тех пор пока длится эпоха красного смещения, Эра Разума. Так-то вот. Иди-ка, парень, спать. Я тоже ломал себе голову над этим много лет назад. И понял, что ничего не надумаешь, а получишь головную боль. Мы делаем не то, что нам нравится. Историческая необходимость, задачи каждой данной эпохи — вот кто нами командует.

Владимир возвратился в свою каюту, лег на постель, закрыл глаза… На несколько мгновений он забылся, может быть, заснул. Но мозг лихорадочно работал, рождая вереницы образов, мысли, неясные картины пережитого или передуманного. Астахов очень ярко представил себе молчаливые фигуры галактических пилотов, штурманов, ученых — тех, кто не вернулся из поисковых экспедиций. И будто сам вместе с ними переживал мучительные годы, проведенные в бесплодных исканиях.

Космонавты проплывали один за другим — смутные, зыбкие образы. И каждый говорил что-то свое одними губами. Владимир напряженно вслушивался. О чем они шепчут? Может быть, о родине? О ее зеленых лесах и солнечных восходах, без которых так нелегко в космической ночи? Или о том, что нужно без колебаний идти вперед, до самого конца великой галактической дороги?… Они окружили его со всех сторон. И Владимир наконец понял, что хотят сказать космонавты. Это была повесть о тех, кто успевал поседеть, прежде чем корабли достигали ближайших к Солнцу звезд, на заре эпохи поисков… О людях, затерянных в ледяных пустынях иных миров… Об экспедициях, века назад сгинувших в Пространстве. Никто не знал, что с ними сталось. В сумраке каюты на мгновение возникало чье-нибудь лицо с горящими глазами, и в глубине их он неизменно читал одно: «Да, было очень тяжело. Мы тосковали о родине. Не увидели больше ее неба и морей. Но если бы пришлось начать снова…»

«Слыхал ли ты о двести первой трансгалактической? — услышал он голос одного из космонавтов. — Мы уже возвращались домой и вдруг поймали сигналы искусственного происхождения. Можешь представить нашу радость? За столько веков экспедиций первые вести от разумных! Но это была только радиоволна, несшая информацию о разумной жизни вне Земли…

Мы летели почти восемьдесят лет, пока не стало ясно, что цивилизация, подающая радиосигналы, удалена на миллионы световых лет. Никто из нас не дожил до конца обратного пути».

— Но почему вы не остановились? Вовремя не повернули назад?

Участники двести первой трансгалактической молчали, и Владимиру казалось, что они осуждают его сомнения.

…Космонавты постепенно растворились в темноте, а Владимир все слушал и слушал замирающие вдали голоса, чувствуя, как бьется собственное сердце.

Настойчивый писк микронаушников разбудил его.

— Астахов! Ты оглох, что ли? — услышал он голос Королева.

— Что случилось?

— Быстро в рубку, — ответил Королев. Он был чем-то взволнован. Это было так не похоже на ветерана, что Астахов сразу вскочил на ноги.

…Владимир вбежал в рубку и замер, пораженный необыкновенным зрелищем.

Черное космическое небо на экранах обзора пылало ярким зеленым огнем. И в центре этого пожара, левее и выше корабля, с удивительной ритмичностью пульсировала странная призрачно-голубая звезда. Тормозные двигатели работали на полную мощность, оранжевые языки реактивной отдачи протянулись на многие километры впереди «Скандия». Навалившись на пульт, Королев напряженно следил за приборами. На лбу у него выступила испарина, и Владимир понял, как нелегко сдержать бег «Скандия», рвущегося прямо в этот океан звездного огня.