На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят - [52]

Мыслящий человек – начало дисгармонирующее, он чужд все природе. Горестно восклицает поэт:

«О, нашей мысли обольщение,

Ты, человеческое я».

Он считает личность категорией драматической и страдающей, потому что она чужда по своей сути природной гармонии:

«Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаем».

В мире все таинственно и все неисповедимо, человек не в силах сам сознательно расположить любовь природы, добиться признания среды:

«Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовется —

И на сочувствие дается,

Как нам дается благодать».

И вместе с тем Тютчев парадоксально диалектичен. Он защищает человека, который не сдается, борется с роком, бессознательным, с темной стихией земли:

«Мужайтесь, о други,

Боритесь прилежно».

Он понимает, что отрицание мысли приводит к безумию. Его тезис – пусть мысль иногда слаба, но не безумьем же ее заменить, бессознательным. Одновременно с неприязнью к мысли он любить ее, любить мысль.

Сам он, по его выражению, жил, « у мысли стоя на часах». Не как охранник, а как сопровождающий экскорт:

«Мы …не арестантский, а почетный

При ней держали караул».

Сотканный из противоречий, поэт неожиданно прославляет мысль и личность:

«Счастлив наш век, кому победа

Далась не кровью, а умом —

Счастлив тот, кто точку Архимеда

Умел сыскать в самом себе».

По Тютчеву, человек характерен тем, что мыслит, думает – « Рассеян, дик иль полон тайных дум…»

Он был одним из дерзновенных и острейших умов той эпохи – выдающейся, преобладающею стихией в Тютчеве была мысль.

Он выжил после апоплексического удара. Когда оправился, по словам Аксакова, « первым делом его… было ощупать свой ум. Жить для него означало мыслить, и с первым, еще слабым возвратом сил, его мысль задвигалась, заиграла и засверкала, как бы тешась своей живучестью».

И здесь же он предупреждает против безмерного доверия к человеку, человеческой мысли, к мысли сформированной; он, выделяя, заостряя, требует предельного внимания к высказанной мысли, он не доверяет высказанной мысли: «Мысль изреченная есть ложь». Считает, что причина трагедии человека, его безмерных страданий именно в обольшении мыслью.

По Тютчеву, именно мысль является источником несчастий; он подозревал мысль в том, что она вводит человека в соблазн: алчность, леность, вялость, всевластие.

И даже свои взгляды на Россию он растворял в этом океане стихийной жизни. Считая Запад демонически гордым, безмерно рационалистическим, с гипертрофированным индивидуальным «Я», в России он видел другое значение – эмоциональное, «душевное»:

«Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить;

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить».

Не понимает « гордый взгляд иноплеменный», что сквозить и тайно светит» в « наготе… смиренной» России.

Тютчев считает, что некогда цветущая западная цивилизация пропитана смертельным ядом – таинственным Злом. Запад он выражает через метафору «Рим». Рим – это историко – философский символ западной государственности, власти, рационализма:

«Люблю сей божий гнев!

Люблю сие, незримо во все разлитое

Таинственное Зло —

В цветах, в источнике прозрачном,

Как стекло,

И в радужных лучах,

И самом небе Рима».

Он говорит о себе, как « Римской лжи суровый обличитель», называет Запад « в цепях юродствующий Рим». Запад кажется поэту адом: «Кровь льется через край, и Запад тонет в ней».

Тютчев пишет о Западе: «Цивилизация, убивающая себя собственными руками», и «Запад исчезает, все рушится, все гибнет». В Европе развилось «высокомерие ума».

Он считает Запад противником России, противником сильным и беспощадным. Он пишет: «Европа Карла Великого очутилась лицом к лицу с Европой Петра».

Категорически настаивает, что Россия есть самостоятельный и жизнестойкий организм. Он пишет: « Истинный защитник России – история, ею в течение трех столетий неустанно решаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу».

Почти по – гоголевски восклицает он: «Что такое Россия? Каков смысл ее существования, ее исторический закон? Откуда он взялась? Куда стремится? Что выражает собой?»

По – державински, по – пушкински он упоен мощью страны: «От Нила до Невы, от Эльбы до Китая – от Волги по Ефрат, от Ганга до Дуная… Вот царство русское».

Парадоксальность Тютчева и в том, что он, сторонник православной Русской империи, всю жизнь прожил за границей, увезенный из России еще мальчиком. Он почти всегда говорил и писал по – французски, и был, по выражению Аксакова « чистокровное порождение европеизма», как личность, он вызревал в недрах горделивой Европы.

Гейне считал « юного русского дипломата» «лучшим из своих мюнхенских друзей».

Глядя на Россию издалека, через пелену гнусно – извращенных порождений о исторической немощи России, становится крайним славянофилом, неистовым защитником Русской империи. Возникло необычное мировоззренческое явление, впоследствии названное как «иррациональный патриотизм Тютчева с его «слепой верой».

Почти превратившийся в иностранца, живя постоянно за пределами Родины, «мундирный» дипломат, сановник, он стал, в силу генетических, природных своих начал, защитником «идеи России», горячим сторонником ее права среди других государственных организмов, агрессивно теснящих ее со всех сторон. Он – один из создателей идеи