На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят - [42]

То, что происходит с Онегиным, это рост, его душевное движение. В сущности, Пушкин дал нам представление об архетипе меняющегося человека. У Пушкина нет масок, а лица меняются, лица меняются вместе с тем, как меняется внутренний мир человека, как человек эволюционирует.

Пушкин отвечает на этот запрос своего времени, он создаёт роман, который несёт в себе гораздо более того, что должен был нести роман как развлекательное чтение. Он создаёт роман, который несёт в себе исследование мира, которое каждое поколение после завоевания Наполеоном требовало существенного пересмотра основных представлений о мире.

Говоря о том, что пушкинский принцип изображения героя сквозь призму создания друг друга, то есть каждый герой показан не сам по себе, а через восприятие другого героя, заставляет нас обратить внимание ещё на то, что каждый литературный персонаж у Пушкина связан с определёнными историческими лицами, которые присутствуют как некие архетипы. Очень важные человеческие характеры, которые во многом определяют жизнь.

И это, прежде всего, Наполеон. Личность Наполеона в данном случае нас совершенно не интересует. Для нас главное понять ту роль Наполеона, которая была очевидна для современников.

В этом смысле и Пушкин исторический, и Пушкин литературный, и реальный Грибоедов, и та тень Грибоедова, которую мы видим в Онегине, в значительной степени связаны с представлением о Наполеоне. Знакомство Онегина с Ленским, при котором возникает напоминание о Наполеоне, оказывается совершенно не случайным. Речь идёт о дружбе.

«Так люди (первый каюсь я)

От делать нечего друзья».

Дружба от безысходности, от того, что люди оказались вместе, это естественная ситуация для каждого человека. Дружба Онегина с Ленским возникает при обстоятельствах, когда выбирать не приходится. Но вот, что поэтому поводу сказано:

«Но дружбы нет и той меж нами.

Все предрассудки истребя,

Мы почитаем всех нулями,

А единицами – себя.

Мы все глядим в Наполеоны;

Двуногих тварей миллионы

Для нас орудие одно;

Нам чувство дико и смешно.

Сноснее многих был Евгений;

Хоть он людей, конечно, знал

И вообще их презирал, —

Но (правил нет без исключений)

Иных он очень отличал

И вчуже чувство уважал.»

Уважение к чужому чувству, уважение к людям при полном призрении к человеческому роду вообще, это то, что делает Онегина живым человеком. Прежде всего, в общении с его другом Ленским, влюбленной в него Татьяной характеризует совершенно особое свойство проявления личности. Человек, сочетающий презрение к людям вообще и возможность симпатии к определённому человеку.

Список использованной литературы:

1. Лотман Ю. М. Пушкин, 1995

2. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий, 1981, 1983.

3. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь.

4. И. Бражнин. Ликующая муза. 1974

5. А. Самарцев. А. С. Пушкин. 2006

6. Е. Маймин. Пушкин. Жизнь и творчество. 1982

Баратынский Евгений Абрамович

(1800 – 1844)

Русский поэтический Декарт

Тонкий и честный мыслитель, которого Пушкин назвал поэтическим Гамлетом, прошедший «все страстное земное»; тот, кто ценил только одну правду, одну красоту, это «красоту правды», примиряющей ноткой воспринимавший жизнь: «Пусть радости живущим жизнь дарит, а смерть сама их умереть научить»; борец с призраками, с иллюзиями, строгий и беспощадный, написал однажды: «Не призрак счастья, а счастье нужно мне».

И это его послание миру новому, грядущему, нам:

«Мгновенье мне принадлежит,

Как я принадлежу мгновенью»

Е. А. Баратынский

русский «поэтический Декарт»

Евгений Баратынский родился в золотой век русской поэзии, в век элегий – принадлежал к литературному поколению, во главе которого стоял Пушкин. О Баратынском современник писал, что он самый неулыбающийся поэт. Одинокий мыслитель, чуждый общего праздника жизни, считающий жизнь вульгарным земным пиршеством. Стремящийся сохранить свое своеобразие, лица необщим выраженье, не слиться с ленивым умом толпы (его выражения). О толпе он заметил: « В сердцах корысть и общая мечта».

Вечный анализ, вечная горестная мысль: «Для всех один закон, закон уничтожения». Его назвали поэтом «Сумерек». Он не восхищается красотой, как делал это Пушкин. Он упивался только одной истиной, горькой как хмель, только правдой. И преклонялся только перед одной красотой, назвав ее красотой правды: «Я правды красоты даю стихам моим».

Баратынский не верит в мир удовольствий и наслаждений, не принимает его, этот пушкинский цветущий, чувственный, эпикурейский светлый мир.

Он певец боли – ведь как тень от солнца, боль всегда сопутствует наслаждению, вытекает из него, а зачастую вытесняет его.

Он певец холода, разочарования, страдания – вот что он ценит – без которых мир немыслим, без которых мир был бы неполон, пустоват. История вывела свою парадигму: необходимо после солнца Пушкина наступление ночи Баратынского. И подтверждение этой закономерности – название книги Баратынского «Сумерки».

Во вселенской картине миры поэзии нужен Баратынский, как дополнение Пушкина, как развитие Пушкина и как предупреждение Пушкина. Своим горьким охлажденным умом он уравновешивает безудержный, чувственный восторг Пушкина перед жизнью, вносит в нее равновесие: