На сопках Манчжурии - [52]

— И что же я забыл на этот раз!!? — воскликнул Го Можо.

— Вы забыли о тысячах наших соотечественников, живущих в Харбине. Если в назначенный час они разом ударят в спину русским, то город будет наш в течение двух часов! Признайтесь, Го, что это более верный шанс, чем ваш призрачный расчет на праздничное пьянство русских. Как говорят мои информаторы, генерал Зайончковский очень требовательный к дисциплине командир и наверняка не допустит такого ослабления своей армии — выложил свой аргумент Мо и с видом торжествующего триумфатора посмотрел на своего оппонента. Он ожидал новых гневных выпадов Го, но к его удивлению их не последовало.

— Восстание в Харбине ещё более утопично по своей сути, чем уничтожение топливных запасов противника. Вы явно перегибаете палку, господин советник, слишком высоко оценивая свои организаторские способности, — устало молвил Го и его ответ серьезно задел хамелеона. Полковник бил не в бровь, а в глаз.

— Вы не верите в возможность китайского восстания в Харбине, потому, что это не ваша идея! — зло бросил он Го Можо, позабыв про улыбку.

— Неправда. Эта идея рассматривалась мною с начала вторжения, но была отвергнута как бесперспективная. Китайское население в Харбине рыхлое и неоднородно. В нем нет нужного нам антирусского единства. Многие из китайцев с симпатией относятся к русским, другие считают себя русскими подданными и вряд ли согласятся выступить против власти с оружием в руках.

— Вы опасный пессимист, не верящий в нашу победу!

— Я реалист, на плечах которого лежит ответственность за армию, возложенная генералиссимусом Чжан Цзолинем. Ведь именно с меня спросят за конечный результат нашего похода на Харбин!

— Прекратите! Ещё не доставало, чтобы вы затеяли потасовку, как простолюдины в кабаке, — раздраженно воскликнул Чжан Сюэлян, решительно напоминая спорщикам, кто в этой комнате главный.

— Господин Мо, я буду очень рад, если все ваши слова претворятся в жизнь. Я понимаю, что такие серьезные дела требуют серьезной подготовки, но прошу помнить о времени. Весенний ледоход не за горами, — господин посланник с почтением склонил голову перед решением командующего. — Что касается вас полковник, то готовьте два варианта наступления, апрельское и майское. Надеюсь, что вы достойно выполните долг, возложенный на вас моим отцом.

— Слушаюсь, господин генерал. Разрешите удалиться для выполнения вашего приказа.

— Я не задерживаю вас, господа, — важно изрек командующий, и его советники послушно удалились.

Блистательный хамелеон действительно обладал определенным влиянием в кругах харбинских хунхузов. Прошло полторы недели после яростного обмена мнений в штабной палатке, и в Харбине взлетел на воздух состав с горючим для бронеотряда подполковника Шаповалова. По счастливой случайности взрыв произошел во время проведения маневровых работ. Прибывший из Читы состав перегоняли на дальний путь, где полученное горючее должно было перегружено в бензовозы и отправлено в специальное хранилище.

Взрывной заряд, заложенный между третьей и четвертой цистерной состава, вызвал взрыв огромной силы. Огонь сразу перекинулся на соседние цистерны, которые взрывались подобно огромным фейерверкам. За несколько минут на воздух взлетело сразу шесть цистерн с горючим по десять тонн каждая. Полное уничтожение было предотвращено благодаря вагону груженому щебенкой.

Расположенный в центре состава он принял на себя всю губительную силу рвущихся находившихся впереди него цистерн. От могучих ударов его сначала подбросило вверх, а затем опрокинуло набок, засыпав щебнем подъездные пути. Стоявшая за ним цистерна также предательски накренилась на рельсах, но все же устояла. В это время пришедший в себя после взрыва машинист дал задний ход и отвел на безопасное расстояние уцелевшие цистерны.

День взрыва состава с горючим стал самым черным днем для штаба обороны Харбина. В этот день они узнали всю силу гнева, казалось всегда выдержанного и корректного Андрея Медардовича. Генерал Зайончковский не кричал и не бранился, не тряс яростно кулаками перед лицами своих подчиненных. Его холодный голос безжалостно распекал вызванных в штаб офицеров, и был для них в сто раз тяжелей привычной командирской ругани.

— Кто вы такой!? Боевой русский офицер или запасник, который не знает своих прямых обязанностей и потому не способный выполнять возложенные на него уставом обязанности, — выговаривал генерал начальнику охраны станции капитану Черногузову.

— Но, позвольте, господин генерал, — начал лепетать пристыженный офицер, но был тут же прерван Зайончковским.

— Не позволю! Во вверенной вам службе охраны станции царит форменный бардак, за который мы вынуждены расплачиваться ценой жизни наших боевых товарищей. Да, бардак! Вам не нравиться это слово? Но как простите мне назвать то, что на тщательно охраняемую вашими караулами территорию проникает диверсант и уничтожает целый состав горючего. Возможно, вы и ваши подчиненные забыли, что идет война и в нескольких километрах отсюда стоят китайские солдаты, готовые начать новый штурм в любую минуту. Вы понимаете, что ваша преступная халатность почти, что открыла врагу свободный путь на Харбин и по закону военного времени я обязан отдать вас под суд.