На сон грядущий - [2]

Но да не примут читатели нашей искренней похвалы за пристрастие к сотруднику; напротив, мы будем строги к молодому автору… Оставляем в стороне опечатки на поживу людей, которые без того не имели бы насущного хлеба (им будет чем поживиться, ибо на эти опечатки не поскупился корректор до такой степени, что на 408 странице, вместо слова, которое, вероятно, должно быть: два противника, напечатано: два избранные, отчего фраза потеряла смысл); но заметим опечатки другого рода, в которых виноват уже не корректор. Например, стр. 64: «часто сходился я с людьми с душой благородной, с светлым умом»; в этой фразе, странная двусмысленность, которой можно было избежать, употребив прекрасный, лишь русскому языку свойственный оборот: «души благородной, ума светлого», как, например, муж совета у Пушкина[7].

На стр. 89 слово «поминала» употреблено вместо «помнила» или «вспомнила». На стр. 103 употреблены два глагола в разных временах: «подпирала – устремились». На стр. 354 вместо «по мнению света» точнее, по смыслу фразы, было бы сказать: «в мнении света». На стр. 368: «так, как говорил я, прошло два года», не хорошо! На стр. 375: «опять заблуждение одно от него отлетело», неправильная расстановка слов; впрочем, может быть, здесь и опечатка…

Мы могли бы набрать с десяток таких обмолвок; правда, они безделица, но зачем при таком уменье владеть языком, при такой естественной гибкости слога, зачем, повторяем, даря публику прекрасным подарком, не уничтожить этих небрежностей и давать повод незваным гостям в нашей литературе цепляться за эти небрежности и питать ими свое корректурное тщеславие, которое сим господам заменяет все возможные таланты и сведения?..[8] Мы уверены, что автор отделается от этих небрежностей при втором издании своей книги, в необходимости которого невозможно сомневаться.

Объем библиографической статьи не позволяет нам ни рассказать содержания повестей, ни обратить внимание на многие и многие страницы, блестящие неподдельным, непринужденным остроумием, к которому не приучили нас наши романисты, – на другие страницы, отличающиеся истинным, высоким красноречием, – на целые сцены, одушевленные глубоким чувством и верною наблюдательностию. Прочтите, например, сцену бала (193 по 200 стр.); сцену концерта (213 по 217); сцену похорон княгини (242 по 248); сцену в церкви (157 по 161) или последние главы «Большого света» (стр. 410 по 428). Прочтите небольшое письмо любовника, этот камень преткновения для обыкновенных романистов (стр. 224):

Генриетта! Я был на краю гроба: зачел! удержали вы меня! К чему воспоминанья? Они – насмешка над настоящим. Забудьте меня! Я не тот, что был, вы не узнаете меня. Теперь я нищий, совершенно нищий, – нищий достоянием, нищий твердостью, нищий мыслию и чувством. Одно сокровище храню я еще в душе моей: это любовь к вам, моя Генриетта, – это любовь к тебе, моя невеста. Я унесу ее с собой… Настанет жизнь, где наши жизни сольются в одном солнечном луче. Тогда мы будем счастливы… Прощайте![9]

Это письмо в несколько строк, но оно требовало больше таланта и знания человеческого сердца, нежели составление целой повести. Хотите ли сцену в другом роде (стр. 372 и 373):

Всех более надоел ему маленькой франтик с мужицкой прической, с цепочкой, с лорнетом, который не давал ему покоя.

– А! bonjour[10], очень рад вас здесь встретить. Мы в театре очень часто видимся. Кто вам больше нравится: Allan[11] или Taglioni?[12] Вообразите, я; видел пятнадцать раз сряду «Гитану». Я всегда во французском театре. Что делать?.. Люблю Allan; нас в театре несколько человек всегда вместе – Петруша, Ваня… Вы знаете Петрушу, графа Петра В., и Ваню, князя Ивана? Славные ребята! Я с ними неразлучен. Обедаем каждый день почти вместе у Кулона или у Legrand[13]. Как по-вашему, кто лучше, Legrand или Coulon?[14] Хорош Legrand! Дорог, нечего сказать, а мастер своего дела! – Вы много ездите в свет, слышал я. – Скажите, пожалуйста, ет ву каню авек ле Чуфырин э ле Курмицын?[15] – Нет. – Жалко! Очень у них весело! Уж не такие вечера, – продолжал он, наклонясь на ухо Леонина и улыбаясь лукаво, – уж не такие вечера, как здесь; почище, гораздо почище. В комнатах освещено прекрасно, а за ужином не подают черт знает что. Курмицыны долго были за границей и живут совершенно на иностранный genre[16]. Славные вечера! Я очень хорош в доме. Хотите, я вас представлю? Я с ними очень дружен…[17]

Не правда ли, что вы встречали этого франтика? Непременно встречали! Он живой перед вами. Уверяем автора, что его господин йет ву каню войдет в пословицу и останется вечным… как бишь это называется, типом, что ли? – в истории наших нравов.

Не желая предупреждать любопытства читателей, мы выписали здесь небольшие отдельные строки; но повести графа Соллогуба производят наибольшее впечатление в своей целости, а остроумная его наблюдательность усыпала их такими неожиданными и тонкими подробностями, которые не переносимы в критику. Нельзя не подивиться, как хорошо известны молодому писателю все классы нашего общества: и большой свет, и быт поселян, и средний класс, и жизнь немцев, и студенческий быт, и провинциальные обычаи, – и, что всего важнее, все рассказы его согреты теплым чувством любви и проникнуты благородством мыслей; здесь тайна того сочувствия с читателями, которого ни– когда не постигнут люди, думающие, что можно писать без вдохновения, даже без убеждения, и что в искусстве, как в ремесле: стоит только набить руку, чтоб попасть в литераторы.