На Смоленской тихо - [2]

    Из гостиной – дверь в комнату, отведенную Димке. Комната небольшая, с двумя окнами на улицу. Третья, совсем маленькая комнатка с узким окном во двор, напоминала монашескую келью. Тесная и неудобная прихожая дополнялась просторным коридором с «итальян- ским» окном во всю стену, выходившим во двор, и вторым окном – на улицу.

    К парадной двери вела деревянная лестница с резными перилами. Был и черный ход – под лестницей через темную комнату. Под ее полом – погреб с тяжелой крышкой и массивным медным кольцом вместо ручки. Двери запирались толстыми крючками.

    В этом доме все было добротно, прочно и надежно. Максим Максимович же назвал это сочетанием безвкусицы и пошлости с примесью мещанства. Екатерине Николаевне квартира нравилась, особенно ее светлые комнаты с затейливой вязью карнизов и белизной стен. Она сказала:

    – Мы так никогда не жили.

    Шурка и шофер помогли втащить наверх вещи и распрощались. Осталось немного: расставить все по местам. Но это оказалось не так-то просто. Начали с Димкиной комнаты. Он хотел спать у окна, а Екатерина Николаевна об этом не желала слышать. Максим Максимович вступился за Димку:

    – Да ведь второй этаж.

    – Нет! Не будет он спать у окна.

    Екатерине Николаевне было неловко объяснять причины своих страхов, ибо шли они от некоего суеверия. Еще давно, когда Димке было пять лет, оставив его спящего, она ненадолго отлучилась. Он, проснувшись, испугался тишины пустого дома, разбил оконное стекло и в ночной рубашке, босиком, побежал разыскивать ее. Зима была холодная, Димка сильно простудился и почти месяц пролежал в горячке. Только мать знала, что она пережила у его постели…

    Димка снял абажур и вынес на веранду. Когда он вернулся, Максим Максимович и Екатерина Николаевна спорили из-за маленькой комнаты. Максим Максимович хотел сделать в ней рабочий кабинет, а Екатерина Николаевна облюбовала ее для своих нужд.

    – Хватит спорить, а то мы до утра не управимся, – сказала она и распорядилась: – Несите сундук в Димкину комнату.

    Максим Максимович не двинулся с места.

    – Дима, бери, – Екатерина Николаевна взялась за ручку сундука. Максим Максимович подмигнул Димке; тот сел на сундук.

    – Это что, бунт? – спросила Екатерина Николаевна.

    – Поставь мою кровать к окну. Отдай папе комнату, – пристукивая ладонями по крышке сундука, потребовал Димка.

    – Ах вы, мучители, убирайтесь отсюда! – Екатерина Николаевна выпроводила их в прихожую и закрыла дверь.

    Максим Максимович заглянул в маленькую комнату:

    – Хороший бы кабинет здесь получился…

    – Хороший, – подтвердил Димка и, покосившись на закрытую дверь, из-за которой доносился шум передвигаемых вещей, сказал: – Давай займем эту комнату, пока мама там.

    – Попадет нам за самоуправство!

    – Не бойся, не попадет. Это она так, для виду ругается.

    – Правильно, – решился Максим Максимович. – И нас большинство к тому же.

    Они внесли в комнату письменный стол и кушетку. Максим Максимович оглядел комнату.

    – И для книжного шкафа место осталось. На стол поставим лампу с зеленым абажуром, и будет замечательно.

    Эта комната была маленькая и потому уютная. Ее окно выходило во двор. Куст сирени легонько постукивал в него, как бы приглашая: посмотри, как вокруг хорошо! Максим Максимович распахнул окно. Во дворе была тишина, только верхушки кленов раскачивались, напоминая о пыльной буре. Стены дома и флигеля и высокий забор надежно защищали двор от ветра. Около флигеля тоже росли кусты сирени, а между ними, под окнами, была разбита клумба. Вдоль веранды, увитой диким виноградом, выстроились клены. Сирень и клены, словно зеленый забор, отгораживали флигель от остальной части двора. Пахло мятой и цветами.

    В комнату заглянула Екатерина Николаевна.

    – Управились, голубчики, распорядились! – голос звучал строго, а глаза смеялись. Димка понял, что она совсем не сердится.

    

* * *

    

    Павел Нулин, по прозвищу Пашка Нуль, имел веские причины побывать в квартире, которую заняли Климовы. Когда-то этот дом принадлежал купцу Прохорову. В революцию Прохоровы бежали из Царицына. А недавно Прохоров-младший появился. Рассказал Пашке:

    – Вы, Паша, – дворянин, и вместе с тем, как я узнал, э-э-э… умеете проникать в чужие квартиры. Мой папаша кое-что припрятал в старом доме. Так, пустячки. Ценные для семьи бумажки, записки. Помогите их добыть, и получите вознаграждение.

    Прохорова - бывшего офицера-деникинца и карателя – опознали на улице и арестовали. Но не его судьба волновала Пашку. Судьба тайника в доме купца волновала. Случай найти его представился: одни жильцы выехали, вторые не въехали. Придумав на случай назваться управдомом, Пашка вошел в пустую квартиру. Управдомом он назвался, а тайник найти не успел. А был уверен – ценности в нем не только семейные. Купцы не отличались сентиментальностью и вряд ли стали бы искать фотографии, письма и прочий вздор.

    Всю ночь не мог уснуть Пашка после своей неудачи. В комнате было душно, и Пашка вышел на улицу. Воробьи, истомившиеся за время пыльной бури, встретили оголтелым чириканьем. Утро было светлое, радостное, и только запыленные окна и листья напоминали о вче- рашней буре. Пашка, занятый своими мыслями, бесцельно бродил по улицам и не заметил, как очутился перед домом Климовых. Хлопнула дверь, и на улицу вышел Максим Максимович. Пашка подождал, когда он скроется за углом, подошел к двери и, чуть приоткрыв ее, прислушался. Наверху кто-то беззаботно напевал: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…» На лестнице послышались легкие шаги, Пашка отскочил от двери и спрятался за угол флигеля. Вышла Екатерина Николаевна, невысокая, ладная, в светлой шелковой кофточке и серой юбке. Закрыв дверь на цепочку, она поправила темные волосы и прошла мимо Пашки.