На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре - [22]

Шрифт
Интервал

Какому злобному веселью, быть может, повод подаю!..
Я думал: вольность и покой замена счастью.
Боже мой! Как я ошибся, как наказан!
Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, Движенье глаз ловить влюбленными глазами…
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство.
Пред вами в муках замирать, бледнеть и гаснуть.
Вот блаженство!..
Я знаю: срок уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я!.
Боюсь: в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор затеи хитрости презренной —
И слышу гневный ваш укор.
Когда б вы знали,
Как ужасно — томиться жаждою любви,
Пылать —
И разумом всечасно смирять волнение в крови.
А между тем притворным хладом вооружать и речь и взор,
Вести спокойный разговор,
Глядеть на вас веселым взглядом!..
Но так и быть:
Я сам себе противиться не в силах боле,
Все решено:
Я в вашей воле!..
И предаюсь моей судьбе.

В комнате наступила тишина. Все молчали. Плотно сжав губы, молчала и Катя, вдруг все осознав. Тем более жуткими показались сухие хлопки аплодисментов Глебова.

— Браво. Чтец вы действительно превосходный. Но безобразно выкинули слова и переврали текст, — сказал он. Посмотрел на жену. — Не правда ли, дорогая? «Пушкин» ведь ЛЮБИМЫЙ ваш поэт?!

Лиза промолчала.

— Я несколько дней не видел жену, — произнес Алексей, вставая. — Позвольте нам откланяться.

Лиза кинула возмущенный взгляд на мужа. Опять он решает все за нее!

— Но как же. — попыталась остановить их Катя, но дядя ей помешал.

— Конечно же, Алексей Петрович. Я вас прекрасно понимаю. Не смеем вас с супругой задерживать, — сказал он.

Коля Шмит, бледный как мел, отвернувшись, молчал. Лиза, проигнорировав протянутую Алексеем руку, встала, попрощалась, и вышла. Глебов откланялся и вышел следом.

Спустя некоторое время они уже ехали к гостинице, где остановился Алексей. Оба молчали. Лиза, хотя и ощущала исходящую от мужа тихую ярость и угрозу, упрямо не желала сдаваться и показать слабость. Держаться ей помогали гнев и обида. Хотя откровенное признание Шмита выбило ее из колеи: оно было неожиданным и высказанным в очень щекотливой ситуации.

Они так же молча проследовали в его гостиничный номер. Лиза осталась стоять посреди комнаты, когда Алексей закрыл дверь и прошел к столу. Он достал портсигар, вынул папироску, чиркнул спичкой. Закурил. Выпустил носом и ртом струйки дыма. Опять затянулся, все также стоя к жене спиной.

Он ревновал ее по-настоящему. Второй раз в жизни. Первый — к Гирченко, который ухаживал за ней после того как они весной чуть было не расстались по стечению немыслимых обстоятельств, о которых было жутко вспоминать. Теперь, второй раз — к Николаю Шмиту. Почему ревновал именно к ним? Да потому что видел в них соперников — жене нравились интеллектуалы-интеллигенты, притом не дурной внешности и подходящие ей по возрасту. Остальные всегда были мелкими сошками, пустышками, на которых не следовало обращать внимание. Эти же двое — вполне могли заинтересовать его жену.

Глебов напряженно потер переносицу. Выходка молодого студента вывела его из себя, но Алексей сдержался: если студент осмелился заявить при всех о своих чувствах, значит, пытался использовать последний шанс и признаться Лизе. Значит, объяснений между ними раньше не было, как и всего остального, исходя из перефразированного стихотворного отрывка. Об этом инциденте нужно пока забыть, иначе сгоряча можно наломать дров.

Глебов сделал еще одну затяжку, затем повернулся к Лизе, готовый к словесной баталии. Говорил он спокойно, не повышая голоса.

— Ты уехала из Петербурга, не дождавшись меня и не поговорив со мной. Что случилось, объясни мне?

Лиза кинула на него рассерженный взгляд:

— Объяснить? И вы еще требуете у меня объяснений?!

— Я надеюсь, как твой муж, я все-таки заслуживаю некоторых объяснений.

— А я, разве я не заслуживаю уважения и объяснений с вашей стороны?

Алексей еще раз затянулся и затушил папиросу. Теперь он может спокойно объясниться с ней по поводу Катарины и отсутствия ночью дома — Лиза не станет затыкать уши или хлопать перед его носом дверью, так как сама потребовала от него объяснений.

— Мне нечего от тебя скрывать. Ты знаешь Костю Абрамовича. Он нам обоим спас жизни. Катарина — женщина, на которой он собирался жениться. Они уже были вместе, когда я с ними познакомился. Оба нуждались в помощи и деньгах. И я помог им заработать. Я стал крестным их сыну Пашке… После смерти Костика, я хотел найти Катарину и Пашку и предоставить им свою помощь. Но она вместе с сыном уехала в неизвестном направлении. А в тот вечер я случайно встретил ее.

Некоторое время они молчали.

— Но это не оправдывает того, что ты не ночевал дома, — сжав кулачки, проговорила Лиза.

— Ты ведь знаешь, чем я занимался раньше. Сычев просветил тебя по этому поводу без лишних слов, помнишь? Так вот, когда я покинул ресторан, то заметил слежку. И это уже не в первый раз. Эти ребята ищут предлог, чтобы арестовать меня. Преследуют по пятам.

— И где же они сейчас? Прячутся в соседней комнате? — фыркнула Лиза.

— Надеюсь, что нет. Но я боюсь, что скоро они вновь выйдут на меня.


Рекомендуем почитать
Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

В своем исследовании английский историк-публицист Джон Кимхи разоблачает общепринятый тезис о том, что осенью 1939 года Британия и Франция не были в состоянии дать вооруженный отпор фашистской агрессии. Кимхи скрупулезно анализирует документальные материалы и убедительно доказывает нежелание британских и французских правящих кругов выполнить свои обязательства в отношении стран, которым угрожала фашистская Германия. Изучив соответствующие документы об англо-французских «гарантиях» Польше, автор наглядно продемонстрировал, как повели себя правительства этих стран, когда дело дошло до выполнения данных ими обещаний.


История денег. От раковин каури до евро

Деньги были изобретены ещё до начала письменной истории, и мы можем только догадываться о том, когда и как это произошло. Деньги — универсальное средство обмена, на них можно приобрести всё, что угодно. Количеством денег измеряют ценность того или иного товара и услуги, а также в деньгах измеряется заработная плата, или, по-другому, ценность различных специалистов. Деньги могут быть бумажными, металлическими, виртуальными… Они установили новый способ мышления и поступков, что изменило мир. Сегодня власть денег становится неоспоримой в человеческих делах.


Доисламская история арабов. Древние царства сынов Востока

Цель настоящей книги британского востоковеда, специалиста по истории ислама и древних языков Де Лейси О’Лири – показать читателю, что доисламская Аравия, являясь центром арабского сообщества, не была страной, изолированной от культурного влияния Западной Азии и от политической и социальной жизни своих соседей на Ближнем Востоке. В книге подробно рассматриваются древние царства, существовавшие на территории Аравии, их общение между собой и с внешним миром, большое внимание уделяется описанию торговых путей и борьбе за них.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Власть над народами. Технологии, природа и западный империализм с 1400 года до наших дней

Народы Запада уже шесть столетий пытаются подчинить другие страны, опираясь на свои технологии, но те не всегда гарантируют победу. Книга «Власть над народами» посвящена сложным отношениям западного империализма и новых технологий. Почему каравеллы и галеоны, давшие португальцам власть над Индийским океаном на целый век, не смогли одолеть галеры мусульман в Красном море? Почему оружие испанцев, сокрушившее империи ацтеков и майя, не помогло им в Чили и Африке? Почему полное господство США в воздухе не позволило американцам добиться своих целей в Ираке и Афганистане? Дэниел Хедрик прослеживает эволюцию западных технологий и объясняет, почему экологические и социальные факторы иногда гарантировали победу, а иногда приводили к неожиданным поражениям.


Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

“Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914–1991)” – одна из главных работ известного британского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Вместе с трилогией о “длинном девятнадцатом веке” она по праву считается вершиной мировой историографии. Хобсбаум делит короткий двадцатый век на три основных этапа. “Эпоха катастроф” начинается Первой мировой войной и заканчивается вместе со Второй; за ней следует “золотой век” прогресса, деколонизации и роста благополучия во всем мире; третий этап, кризисный для обоих полюсов послевоенного мира, завершается его полным распадом.


Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Книга на основе телепроекта о Гражданской войне.