На Сибирской флотилии - [2]

Прей была знакома с членами многих семей во Владивостоке, с офицерами базирущихся в бухте кораблей и поэтому находилась в курсе всех мало-мальских интересных городских событий.

Владивосток в то время был небольшим провинциальным городом и на его улицах всегда можно было встретить старых или новых знакомых. Вот и Дмитрий, бывая на берегу, неоднократно мимоходом виделся с Элеонорой, вежливо раскланивался, а иногда и обменивался с ней несколькими фразами на английском.

Дмитрий посещал одну и ту же цирюльню на Светланской, которую содержал моложавый, улыбчивый японец, почти до пола склонявшийся в поклоне, встречая очередного клиента. Через некоторое время он уже приветствовал Дмитрия как хорошего знакомого:

– Э-э-э… Здрастуйте, Митя-сан. Как поживаете?

Однажды в цирюльню зашли два пехотных офицера и, сидя в смежных креслах, оживленно переговаривались, называя номера прибывших воинских эшелонов и обсуждая другие, не предназначавшиеся для чужих ушей вопросы.

Дмитрий вспомнил, как недавно в кают-компании «Громобоя» офицеры шутили о том, что очень уж японские парикмахеры и фотографы во Владивостоке своей выправкой напоминают офицеров генерального штаба Микадо. Он почувствовал и то, как напрягся обслуживающий его японец, прислушиваясь к разговору военных.

– Попридержите языки, много болтаете, господа офицеры, – сделал он им замечание.

Офицеры примолкли, бросая на Дмитрия недружелюбные взгляды. Когда Дмитрий, рассчитавшись, поблагодарил японца:

– Дому-дому, Мори-сан, – и вышел на улицу, за ним поспешили получившие замечание офицеры, намереваясь, по-видимому, устроить скандал.

Но в это время к Дмитрию подошли, приветствуя его, матросы с «Громобоя», и пехотинцы ретировались.

Не думал, не гадал Дмитрий, что впереди его ждет не одна встреча с японским цирюльником.

Во Владивостоке февраль, как и январь 1904 года, выдался снежным. Для местного климата довольно редкое явление. С утра искрились под лучами восходящего солнца сопки, укутанные снегом, словно белым ватным одеялом. По обочинам тротуаров высились почти метровые сугробы, скользили по расчищенной от снега, но покрытой наледью Светланской улице легкие сани-кошовки, запряженные заиндевелыми лошадьми. Минный механик Дмитрий Мацкевич выглянул в иллюминатор своей каюты. День обещал был ясным и, может быть, даже теплым. Температура воздуха за бортом крейсера «Громобой» опустилась до 14 °C ниже ноля.

Во Владивостоке уже знали о войне с Японией, о подбитых на рейде Порт-Артура кораблях, о печальной участи «Варяга» и «Корейца».

Дмитрий подумал о первых жертвах войны, о неизбежных потерях в будущем. Отогнал черные мысли о своей судьбе: ведь ничего не случилось, когда владивостокские крейсера под командованием капитана 1-го ранга Н.К. Рейценштейна выступили в свой первый боевой поход с 27 января по 1 февраля.

Главной задачей тогда ставилось нападение на Гензан – порт на восточном побережье Корейского полуострова, использовавшийся японцами для переброски сухопутных войск. Сложные погодные условия заставили отряд отказаться от намеченной цели. Не пройдя и трети пути, корабли вернулись во Владивосток. В ходе крейсерства был потоплен небольшой японский пароход.

Несмотря на молодость и отсутствие боевого опыта Дмитрий не разделял «шапкозакидательские» настроения некоторых молодых офицеров. Пока именно японцы наносили ощутимый урон русскому флоту, а не наоборот. И хотя он был механиком, просчеты российского правительства и командования флота не на шутку его беспокоили.

Как можно было не принять никаких дополнительных мер по обороне Порт-Артура после разрыва Японией дипломатических отношений с Россией? Оставить на произвол судьбы два боевых корабля в Корее? Становилось ясно даже простому обывателю, что война неминуема и счет времени измеряется даже не сутками, а часами.

Мацкевич находился на вокзальной площади 25 января, когда во Владивосток со всего Приамурья прибывали поезда, переполненные японскими гражданами, убывающими на родину, а днем раньше более двух тысяч японцев покинули Владивосток на пароходе «Афридис», а вместе с ними и знакомый Дмитрию цирюльник Мори-сан.

В ночь с 26 на 27 января японские миноносцы почти безнаказанно атаковали Порт-Артурскую эскадру и в результате этой атаки броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич», крейсер «Паллада» получили тяжелые повреждения. Ответным огнем были повреждены только два японских миноносца – «Акасуки» и «Сиракумо».

В этот же день разгорелась артиллерийская дуэль японской и Порт-Артурской эскадр, а в корейском порту Чемульпо пошли в бой и погибли, не сдавших врагу, «Варяг» и «Кореец».

В ночь на 27 января в крепости Владивосток было объявлено военное положение.

Дмитрий отмахнулся от дум о войне и переключился на семейные проблемы. Недавно он получил письмо от младшей сестры, Валерии, которую все в семье звали Лерой. Она была младше Дмитрия на два года. Окончив еще до войны курсы медсестер, Лера всерьез намеревалась приехать во Владивосток.

Дмитрий отправил ей письмо, где советовал отказаться от этой затеи. Но зная ее твердый характер, он понимал, что никакие увещевания вроде «не женское это дело – война» не повлияют на ее решение. Внутренне смирившись с неизбежным, он уже был готов встречать Леру во Владивостоке.