На сцене и за кулисами - [9]

Но я не потерял даром времени и очень мило провел его, занимаясь осмотром театра и залезая всюду, куда только можно было залезть. По шаткой деревянной лестнице я взобрался в раек и оттуда посмотрел на сцену вниз с высоты пятидесяти футов. Тут я карабкался и бродил между лестницами, небольшими платформами, канатами, блоками, газовыми рожками, пивными кружками, то и дело натыкаясь в темноте на какой-нибудь предмет и поднимая целый столб пыли. Затем, по другой лестнице, ведущей еще куда-то наверх, и по очень узкой доске я перебрался на другую сторону сцены над целым лесом висящих декораций.

Вернувшись назад, я пробрался в отделение художника, где пишутся декорации. Это было не что иное, как длинный, узкий чердак на высоте сорока футов над сценой. С одной стороны его помещалось большущее полотно или, вернее, простыня, закрывающая всю боковую стену снизу доверху. Эта простыня — полотно, на котором художник уже начал писать декорацию, — была подвешена на блоках у самой крыши театра и могла спускаться или подниматься на какую угодно высоту, по желанию.

Не могу не объяснить вам устройство этой комнаты нагляднее. Возьмите самый большой и лучший женин сундук (улучите момент, когда ее не будет дома), оторвите совершенно верхнюю крышку и приставьте его к опущенной шторе, висящей на окне, так чтобы эта штора заменила верхнюю, оторванную крышку. Вот и все. Сундук будет изображать мастерскую художника, а штора — полотно.

Здесь была масса света и красок (последняя в ведрах). Длинный, большой стол, занимающий почти всю мастерскую, был завален кистями, кисточками и щетками. На полу валялась огромная палитра, простая мраморная доска величиною в шесть футов, и на ней кисть, обмокнутая в краску небесного цвета. Величина и форма кисти очень напоминала собою простой веник. Осмотрев все эти вещи, я покинул студию и спустился вниз. Немного ниже помещалась гардеробная. Здесь я ничего интересного не нашел. Теперь костюмы обыкновенно берутся напрокат у костюмеров, которые в огромном количестве ютятся около театров «Ковент-Гарден» и «Друри-Лейн». У них можно найти все что угодно.

Несколько лет тому назад театры еще шили собственные костюмы. Теперь этот обычай сохранился в некоторых старомодных провинциальных театрах, составляющих исключение из общего правила. Здесь же, в этой гардеробной, я нашел несколько пар широких панталон, штук шесть медных заржавленных шлемов, целую кучу сваленных в углу бутафорских сапог частью на правую, частью на левую ногу — каждому желающему их надеть предоставлялась полная свобода выбора, несколько штук жилетов красного и синего цвета с желтоватыми крапинками, вообще, всякого рода вещи, которые, якобы необходимы йоркширским жителям, являющимся в Лондон и желающим остаться незамеченными, как, например: длинный черный плащ; тут же был целый подбор костюмов, украшенных блестящей мишурой и другими блестками. Все эти вещи в данное время имели очень жалкий вид и представляли жалкие остатки прежнего величия.

Между сценой и двором помещалась большая комната, в которой я нашел столь разнообразную коллекцию всяких вещей и предметов, что принял ее за лавку, доходами которой субсидируется и поддерживается театр. Как бы то ни было, но здесь можно было найти только театральные принадлежности; вещи были исключительно бутафорские или, во всяком случае, необходимые для благолепия драм. Постараюсь перечислить все эти вещи, насколько я успел их запомнить. Здесь было изрядное количество жестяных кубков, выкрашенных внутри почти до краев черной краской, чтобы они со сцены казались наполненными какой-нибудь живительной влагой. Это те кружки, которые составляют необходимую принадлежность всех попоек, устраиваемых счастливыми крестьянами, или комической оргии какого-нибудь короля или принца. Как в тех, так и в других случаях для всех времен и столетий употребляются всегда одни и те же кружки. Благодаря этой доброй черте характера природы (театральной) и склонности ее к однообразию кажется, что всё и все на свете родственны друг другу. Например, те же кружки употребляют одинаково как эскимосы, так и готтентоты. Римский воин, казалось, никогда не знал других кружек для вина; без тех же кружек Французская революция лишилась бы своей главной характеристической черты. Кроме этих простых кружек были еще золотые и серебряные кубки, употребляемые только на парадных банкетах или для самоубийства людьми высшего сословия. Здесь же валялись пустые бутылки, стаканы, кувшины и графины. Приятно было отвлечь свой взор от этих необходимых атрибутов пьяных оргий и распущенности нравов и полюбоваться изящным сервизом на покрытом белой скатертью подносе, при одном взгляде на который живо представлялись все прелести семейной жизни. Здесь была полная домашняя обстановка — пара столов, кровать, шкаф для платья, софа, стулья, кажется, полдюжины, с высокими спинками, какие можно встретить в богатых старинных домах. Но дело в том, что эти стулья только издали казались такими, на самом же деле представляли самую грубую фальсификацию, потому что их спинки были сделаны из тяжелых досок, приклеенных и прибитых к обыкновенным легким, венским стульям. В результате же получалось, что они ежеминутно, вследствие своей крайней неустойчивости, падали при каждом прикосновении к ним, так что когда они появлялись на сцене, то главная обязанность актеров состояла в том, чтобы их постоянно поднимать и всячески стараться заставить стоять на месте.