На самолете в Восточной Арктике - [23]

1 сентября к вечеру наконец „Бристоль“, пусковой моторчик, был побежден,“ и 2-го мы вылетели на запад. Чтобы произвести съемку внутренних частей Чукотского полуострова, мы пошли вдали от моря, и вскоре белая полоса его льдов скрылась в дымке. Легко и быстро „Даша“ набрала высоту, яранги Уэлена превратились в кучку маленьких бугорков на узкой ленточке — косе. Под нами тянулись округленные серые горы с острыми гребнями утесов-кекуров кое-где на вершинах.

Мы шли прямо к Колючинской губе — заливу, памятному в истории полярной авиации: здесь в 1928 г. был разбит штормом и выброшен на косу самолет „Советский Север“.

Колгочинская губа встретила нас так же неприветливо: низко над водой стлались ватные облака, которые дальше на запад сливались в сплошной серый покров, и нам пришлось нырнуть между тучами вниз, к самой воде и итти бреющим полетом.

Всего в 10–20 м под нами лежали в воде у берега полупрозрачные льдины, а за узкой косой серела недвижная, ленивая поверхность лагун.

Но скоро и этот путь, довольно опасный, — был прегражден: мы встретили идущие с запада снеговые тучи, козырьки летчиков забились снегом и берег впереди скрылся. Предстояло между тем обойти острый скалистый мыс Онман, выдающийся в море перед р. Ванкаремой.

Помня о мысе Наклонном на Охотском побережьи, командир самолета решил переждать. Выбрав удобную лагуну, мы сели. „Даша“ побежала по лагуне, рассекая воду, и постепенно замедляя свое бурное движение. Сразу стало спокойно. Кругом серо, вдалеке на косе сквозь снег виднелась яранга — но жители не показывались, вероятно опасаясь приблизиться к этому чудовищу, упавшему с неба. А нам к ним выбраться трудно: из-за мелководья самолет не подходит к берегу, а надувать резиновую лодку долго.

Так мы и сидели на фюзеляже — завтрак кончен, и становится скучно. Но на западе как будто поредело — и мы торопимся сняться, чтобы обойти мыс. По совести говоря, снег идет все так-же, и опасный утес едва виднеется даже в полукилометре. Еще несколько минут, он пройден, и мы снова над лагунами.

Под нами узкий низкий мыс — это фактория Ванкарема у устья реки того же названия. Дом, склад и несколько яранг. Выбегают люди, — заведующий с черной бородой, чукчи. Мы летим совсем над домами, — и Страубе смело виражит над факторией: надо сбросить почту.

Дальше — вперед, к мысу Северному. Все время набегают снежные тучи, но берег здесь плоский, и можно не бояться Встреч с скалистыми боками мысов. Вот на косе пасется стадо оленей — мы проносимся над ними так быстро, что они даже не успевают разбежаться. Вот яранга — чукчи при звуке моторов выскакивают наружу, но увидав, что страшная птица летит прямо на них, низко-низко, прячутся снова под кровлю: может быть моржевые шкуры укроют и спасут.

Действительно, мы летим так низко, что кажется — сейчас хвост заденет за крышу.

И в самом деле, чукчи имеют серьезное основание опасаться, что самолет упадет на их яранги. В ноябре 1929 г. здесь, возле устья Амгуемы, в пурге, во тьме прошумел самолет—и замолк. И только специальная экспедиция русских и американских самолетов нашла остатки машины и трупы летчиков — бесстрашного полярного летчика Эйелсона и его борт-механика. Того Эйелсона, который вместе с Вилькинсом совершил замечательные перелеты над северным Полярным морем и над материком Антарктики, — и погиб здесь, перевозя пушнину с затертой льдами шхуны; погиб из-за нежелания отступить перед пургой и вернуться на базу, как сделал в тот день другой летчик. Эйелсон хотел тренироваться в полетах во время пурги — для задуманного им перелета вдоль побережья Полярного моря.

Двести километров от Ванкаремы мы пролетели всего за 1 ч. 20 м., — и перед нами мыс Северный, узкий мыс со скалой, выдвигающейся в море, и преграждающей дорогу льдам. Возле него всегда громадные заторы льда.

Фактория — на низком перешейке, соединяющем утес с берегом, но еще в 12 км не долетая до мыса мы видим — в лагуне у косы легкий зеленый самолет — это „Савойя“ Колымской экспедиции, которая пережидает погоду.

Как полагается, мы делаем круг над „Савойей“, затем летим на мыс Северный, чтобы посмотреть, где лежат бочки с бензином, и затем обратно в лагуну.

Как только мы подходим к берегу, все вылезают на нос, на фюзеляж, и сейчас-же при участии стоящих на берегу летчиков начинается специальный авиационный разговор, для постороннего довольно нудный — о моторах, о деталях полета и посадок и т. п.

На берегу четыре человека легкого состава и начальник авиочасти Колымской экспедиции Г. Д. Красинский. Он радушно угощает нас разными вкусными вещами — и мы с ним обсуждаем вопрос о полете на остров Врангеля. Продовольствие, которое выделил Евгенов, уже здесь.

на берегу, и Красинский, не зная, прилетим-ли мы (радиопередатчик „Савойи“, также как и наш, не работает, и они могут лишь принимать сообщения) собирался уже доставить этот груз — всего 200 кгр — на остров.

Но горючего здесь, на косе мало, — оно все выгружено у фактории, и надо позаботиться о доставке его. До фактории 12 километров — три часа ходьбы по гальке и болотам и наши летчики решают, что проще туда слетать. И несмотря на низкие облака и снег мы снимаемся, и через 4 минуты садимся с восточной стороны мыса, на маленький участок моря, свободный от льдов. До фактории все же еще два километра по тундре и только спустя порядочно времени, мы наконец, вытаскивая ноги из болота и проклиная земные путешествия, приходим в факторию. Я был здесь в 1930 г. — и не могу узнать построек: большого хорошего дома нет, а на месте его маленькая избушка, обложенная для тепла дерном—„тундрой“. Оказывается, прежний заведующий факторией любил разводить огонь бензином, — благо в сенях стоит целая бочка, — и поливал его в огонь прямо из чайника! И фактория исчезла в один холодный, но не прекрасный день. Внешний вид избушки невзрачен, но внутри тепло и уютно. Новый заведующий т. Венедиктов, приехавший недавно с судами Колымской экспедиции и остановившийся здесь с женой, уже успел создать европейский уют, несмотря на крохотные размеры своего жилища.