На румбе 202 - [11]
— Канат туго! — донеслось с полубака.
— Травить еще. Четыре в воду! — поднес к губам рупор капитан.
Судно дернулось. «Как Ветрогон на цепи», — отметил Витя; и снова грохот брашпиля сообщил, что команда «травить еще!» выполняется.
— Панеро![2] — доложил голос боцмана.
— Задержать, когда надрается! — откликнулся рупор капитана.
Вот и слова все русские, а о чем говорят моряки, для Вити — как китайская грамота. Коля — тот, наверно, не только понимает, но и сам «травит и выбирает». И Витя вдруг почувствовал себя лишним. Прямо как иностранный турист.
— Держать машину в десятиминутной готовности, — сказал дядя Сергей штурману. — Все время стоянки на рейде вахты остаются морские[3].
Опять Витя ничего не понимает. А какие еще бывают в море вахты, как не морские, и что такое «держать машины»? Как держать?
— Из-за тумана нам пришлось сбавить ход, — опять заговорил с помощником дядя Сергей. — И неизвестно, сколько еще придется простоять в ожидании выгрузки. Погода срывает нам выполнение плана. Придется помудрить, как ускорить разгрузку. Пригласите ко мне парторга и предсудкома, отдал он последнее распоряжение вахтенному матросу и спустился в свою каюту.
А Вити вроде и нет в рулевой рубке. И снова мимо него капитан дядя Сергей прошел как мимо пустого места. Ну, конечно, «мудрить», как ускорить разгрузку, Витя не сможет. Но неужели же на всем судне для него — отличника — не найдется подходящего дела?
— Эй, сумма квадратов, как дела? — услыхал он рядом голос Коли. — Теперь будем болтаться на рейде, пока туман не умотается. Пошли на камбуз. Пробу снимать. Харч сегодня кок наготовил мировой!
Отличнику, получающему по русскому языку с первых дней учебы одни пятерки, Колина речь показалась сейчас насыщенной великолепным русским языком. Наконец-то Витя все понимает, что говорится вокруг. А это удивительно здорово, что он не один на «Богатыре», что у него есть шеф, обучающий его «хорошей морской практике». Да и перспектива посещения камбуза тоже кое-чего стоит.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующий день Витю разбудили вместе со всей командой. Раннее утро. А он уже стоит у второго трюма. В одной руке у него карандаш, в другой блокнот. Тумана как не бывало. Лучи несмелого утреннего солнца косо падают на мокрые еще палубы, блестят в капельках росы, висящих на стоячем такелаже. Около борта «Богатыря» ошвартован буксирный катер. Это он привел с берега пузатые деревянные кунгасы, в которые сейчас грузятся с «Богатыря» мешки с солью.
В трюмах все свободные от вахты моряки насыпают в рогожные мешки соль. Обычно это делают береговые грузчики, но ведь недаром «мудрил» судовой «треугольник». Команда взяла на себя обязательство подготовить судно к разгрузке. Считать количество поднятых сеток с грузом помощник капитана поставил на одном трюме судового фельдшера, на другом, — Виктора Шапорина.
— Семьдесят семь, — вписывает очередную палочку в блокнот Витя.
На палубу вышли капитан и боцман, остановились около Вити и заглянули в трюм.
— Раньше чем за три дня, пожалуй, не разгрузимся! — сказал капитан.
Боцман что-то прикинул в уме. Рассчитал. И не слишком уверенно ответил:
— Хорошо бы за три дня, товарищ капитан.
Дядя Сергей опять словно не замечает племянника. Ну, на мостике вчера — ладно. Там Витя действительно бездельничал. Но сейчас ведь он при деле. А может быть, дядя Сергей не знает, что его племянник занимается делом? От нечего делать чиркает палочки в тетрадку?
— Дядя Сергей! А я уже семьдесят семь подъемов записал! Не пропустил ни одного! — говорит Витя.
— Кто у вас несет вахту у трюма? — глядя куда-то мимо Вити, спрашивает у боцмана капитан. — Кто за тальмана?
— Это я, дядя Сережа! Я за тальмана!
— Товарищ тальман! Капитан обращается не к вам! Товарищ боцман, почему у вас выполняет матросскую службу пионер, не знакомый с элементарными понятиями о дисциплине?
Витя чувствует, как краска заливает лицо. Он, конечно, сразу понял, о каких понятиях говорил капитан…
— Нельзя говорить «дядя»? Я не буду больше…
— …товарищ капитан, — подсказывает дядя Сергей.
— Все, что вы требуете от Николая Самохвалова, требуйте и от Виктора Шапорина! — снова отдал он распоряжение боцману.
— Но, товарищ капитан! Коля мне сын…
— А Витя мне племянник. И, между прочим, тоже морская косточка. Так, Витя?
— Да, дядя… товарищ капитан! — без всякого воодушевления подтвердил Витя.
— И вряд ли он поблагодарит вас, — опять обратился капитан к боцману, — если вы будете считать его неженкой, который боится труда, ветра, холода!
— Я не боюсь, — неожиданно для себя перебил капитана Витя. — Виноват, товарищ дядя…
— Сколько, говоришь, насчитал? Семьдесят семь? Добро. А может, за три дня и уложимся. При таких темпах. Вы как, не вызвали первый трюм на соревнование?
Капитан присел на сложенные у комингса[4] трюма деревянные лючины[5] и поманил к себе Витю.
Другой человек… Только что разговаривал служебным голосом. А теперь улыбается. Трогает Витю за уши. А чего их трогать? Ну, холодные и холодные… Нет, пристально рассматривает Витино лицо. Смеется! Наверно, Витя от старания измазал лицо чернильным карандашом? Витя трет, на всякий случай, щеки. Потом сам смеется. Ему становится удивительно легко и весело. А если и было только что немного прохладно, то теперь даже жарко стало.
