На руинах - [15]

С этими словами она полезла обратно на печь и вскоре уже негромко похрапывала, пригревшись под толстым теплым одеялом. Наконец и дочь решилась отойти от колыбельки. Бабравшись на печь и прикорнув рядом с матерью, она закрыла глаза, но забыться ей удалось лишь под утро, и сон не принес успокоения — беспокойные образы в голове Доси переплетались с картинами прошлого, и дважды мать, пробуждаясь, сонно бормотала:

— Перевернись на другой бок, Досенька, перекрестись, а то опять плохое тебе снится…

… Когда в семье полковника Тихомирова родилась младшая дочь, родители дали ей редкое имя Феодосия. Дося, как звали девочку родные, была поздним ребенком — в год ее рождения старшая сестра как раз окончила гимназию и вышла замуж за молодого, но уже известного в Воронеже врача-окулиста, а братья-подростки поступили в кадетский корпус. Отец, Федор Андреевич Тихомиров, красавец и кумир полковых дам, со старшими своими отпрысками всегда был суров и взыскателен, но к малышке Досе испытывал особую нежность. Потому, возможно, что она единственная из всех детей унаследовала тонкие черты отцовского лица, и даже у незнакомых людей на улице светлели лица при виде очаровательной светловолосой девочки с огромными черными глазами.

Безмятежное детство Доси закончилось в девятьсот пятом году, когда ее отец и оба брата погибли во время Мукденского сражения. Мать, в одночасье поседевшая и почерневшая лицом от горя, продала дом в Воронеже и вместе с одиннадцатилетней дочкой уехала в Мценск к своим родителям. Дося поступила в местную гимназию, где много лет преподавал ее дед по матери Прокоп Тарасович Саенко.

Основной контингент здесь составляли купеческие дочки, большинство из которых с неприязнью встретили хорошенькую новую ученицу. Поэтому, наверное, особо близких подруг у нее никогда не было, и все свое свободное время девочка проводила с дедом. Высоко эрудированный и мудрый человек, он старался посвящать внучке как можно больше времени. Дочь же его, мать Доси, после пережитой трагедии полностью замкнулась в себе и почти забыла о девочке, пытаясь найти спасение от горя в вере и молитвах.

В памяти Доси сохранились сияние купола собора Святителя Николая, звон колоколов и особый запах, стоящий в храме во время пасхальной службы. Синеватый дымок тонкой струйкой понимается от кадильницы, лицо матери с ввалившимися глазами кажется высеченным из камня, взгляд, устремленный на архиерея, застыл, лишь губы слегка шевелятся. Голос архиерея высоко взлетает к куполу.

«Благослови, душе моя, Господа! Господи, Боже мой, возвеличился еси зело».

Дося пытается молиться и не смотреть по сторонам, но взгляд ее невольно скользит по лицам толпящихся вокруг дам и барышень, и то ли от духоты, то ли от усталости в голову лезут грешные мысли.

«Непонятно, зачем та барыня себе так высоко волосы взбила? На мопса стала похожа. Ей бы гладко причесаться и пробор сделать — совсем по-другому бы выглядела. А та уродина слева вообще непонятно на кого похожа — локонов себе сбоку напустила, а лицо худое, как у бабы-яги, и нос длинный. Жаль, что нельзя мне самой ее причесать, я бы ей косы вокруг головы уложила — лицо круглей бы стало, и нос не так скверно бы выпячивался».

Девочке нравилось делать прически и стричь, но она даже сама на себе не могла поэкспериментировать — гимназисткам полагалось ходить с туго заплетенными косами. Мать же после гибели мужа и сыновей даже шляпок не носила, а всегда выходила из дома покрытая туго повязанным под подбородком черным платком, и, разумеется, она не позволила бы дочери касаться своих волос. Поэтому единственными клиентами Доси были ее куклы. Они покорно и безропотно подчинялись всем прихотям своей маленькой хозяйки, и единственное, о чем она могла бы сожалеть, так это о том, что у кукол после стрижки локоны уже не отрастают. К счастью дедушка Прокоп, знавший о слабости своей внучки, постоянно дарил ей кукол с длинными волосами.

Весной девятьсот девятого Прокоп Тарасович умер от сердечного приступа. Любимого всеми учителя хоронил весь город. Отпевали его в Мценском соборе, и Дося, стоя у гроба и плача, шептала слова молитвы. Теперь ей было пятнадцать, и она лучше, чем четыре года назад, понимала, что такое утрата родного человека. В мае, когда занятия в гимназии закончились, приехала из Воронежа старшая сестра Маша и увезла Досю к себе.

Почти три месяца девочка провела вместе с сестрой и ее детьми в богатом имении пригласившего их на лето князя Хованского — близкого друга мужа Маши. Хованский и его жена были завзятыми театралами и меломанами, в доме их постоянно гостили известные актеры и театральные критики. Прадед князя построил в своем имении небольшой театр, в котором когда-то играли крепостные актеры, а позже сами хозяева и их гости ставили любительские спектакли и водевили. Красивая девочка Дося, сыгравшая маленькую роль в одной из коротких пьес, вызвала дружное восхищение зрителей, и именно тогда к ней пришло желание стать актрисой.

В Воронеж семья Маши вернулась в конце августа. Зятю нужно было съездить в Мценск по делам, и он собирался отвезти туда Досю — вскоре у нее должны были начаться занятия в гимназии. Однако девочка упросила сестру разрешить ей еще немного побыть в Воронеже, чтобы увидеть выступление приехавшего на гастроли московского театра.