На руинах империи - [23]

О нем упоминается в Ветхом завете, когда говорится о могущественном персидском царстве. Это потом досужие летописцы и церковники начнут приписывать ему злобность и коварство, рассказывать байки про прожорливых зверей, олицетворяющих темные силы. А пока не прошлась рука цензора, или пропустила ненароком чего в канонических текстах, видим мы, как Елисей вызывает медведиц покарать грешных детей, как вылизывает медведица детенышей, как бы олицетворяя церковь, обращающую язычников в веру Христову. Пока еще язычник не враг, а будущий друг, пока еще Давид борется не со злом, а с силой медвежьей не для победы, а для доказательства своего превосходства, что потом ему же и обернется полным его поражением. Но мажет теология и история дегтем тех, кого приручить не может, того, кого в свою веру не перевернет, а со старой он им не нужен.

В Европе остались медведи на гербах замков, принадлежащих тамплиерам, олицетворяя, как написано в их гербовниках, защитника Абсолютного Добра. Но сама принадлежность к ненавистным тамплиерам сослужила им далеко не лучшую службу и вреда принесла, пожалуй, больше, чем пользы. Примером тому служит история испанского города-замка Тобосо, упомянутого еще Сервантесом в его эпохальном «Дон Кихоте». Само название этого города состоит из двух слов: «тоб» – татарник, колючка и «осо» – медведь. Тобосские дети до сих пор твердят старую поговорку: Тобосский герб украсят впредь – куст колючки и медведь. Только вот в гербе города, незаметным движением руки фокусника, этот самый «осо», медведь то бишь, сменился в одно мгновение на оленя, незнамо каким образом там взявшегося. Такие вот чудеса могут позволить себе те, кто может их себе позволить.

Правда точная наука геральдика сохранила нам их на гербах городов, бывших оплотом воинской касты: Ярославля, Берна, Берлина и многих других.

Ближайшие соседи Москвы – смоляне. Это на них Сигизмунд III еще совсем недавно жаловался, когда был ими разбит в пух и прах. «Напрасно говорить с этим медвежьим народом». И на старом гербе Смоленска стоял медведь. Ярославский медведь с секирой, в серебряном поле и на задних лапах нам всем хорошо знаком. При упоминании Залеской Руси и Золотого кольца, как-то сразу вспоминается хорошо знакомый образ «бер с секирой». Что-то напоминает по звучанию? Берсерк? Да неужто?! Они, они, воины-оборотни, воины, не было которым равным в бою. И ходили они в медвежьих шкурах, чтобы даже тени сомнения не было, чьи они дети и внуки. Это они знали магию Святого Спаса, оберегающую от мечей и стрел. Это их волхвы варили волшебные зелья в котлах, упоминаемых в кельтских сказаниях, стоящих на столах у короля Артура, и вождей шотландских кланов. В этих трех котлах купаются и красавцами выходят, в них мертвых воинов оживляют, из них воинам чудесной силы прибавляют. Запомнил народ, как ни выжигали эту память, и воинов-оборотней Берсерков, и воинов-Вравроний, жриц богини Артемиды, одетых в медвежьи шкуры.

Значит так: Ярославский берсерк, или медведь с секирой. А рядышком – Самогитский в золотом поле – черный, стоящий на задних лапах медведь с красными глазами и языком. А совсем неподалеку – новгородские – два черных медведя в серебряном поле, поддерживают золотое кресло с красной подушкой, на которой стоят перекрещенные скипетр (справа), крест (слева). Над креслами – золотой трисвечник с горящими свечами; в голубой оконечности щита – две серебряные рыбы, одна против другой. А вот и пермский герб: в красном поле серебряный идущий медведь, на спине его – золотое Евангелие, на котором серебряный крест с четырьмя лучами. Ну, этот уже посмирней, потише, такой же когда-то и на тверской печати был, наравне со Святым Георгием и двуглавым орлом, еще до того, как корону на троне в гербы определили. Спокойные медведи на Руси. Вальяжные.

Чуть подальше от метрополии, где мятежные вассалы и немирные соседи головы поднимали, они вздыбился. В Берлине и Берне, Борисоглебске и Кенигсберге, в Ангальте. А у семейства Орсини, хорошо известного по всей Европе родовитостью и древностью дворянства, он в лапы даже розу взял. Хотя, я думаю, скорее не из миролюбия, а чтобы подчеркнуть свою принадлежность к ордену Рубиновой розы, в Англии, трансформировавшейся в Алую розу. Да и само имя Орсини означает медведь.

А уж как вытравливали, выжигали и вырубали, в прямом смысле слова, память об этих зверюгах! А она все равно, хоть и в мизерных дозах, но сохранилась.

В Берне придумали, что имя городу дал местный герцог, убивший в этих краях медведя где-то 1191 году. Только вот имя этого герцога было Бертольд, то есть «медвежий рык». И монету древний город-крепость чеканил с забавным названием «Бацен». Монета получила это название потому, что на ней изображался все тот же медведь.

Символом Святого Бернарда Клервосского (того самого, что благословил создание военно-монашеских орденов) был улей. В этом увидели намек на сладость речей, и даже прозвище изобрели – «Медоточивый доктор». Забывчива наука история или очень политкорректна. Она и его бернардинцев, теперь чаще именует цистерцианцами по месту их проживания. То же, кстати, забыв, что аббатство Сито, это в другом звучании Жид. Значит, принадлежало евреем, жидам. И монахи должны называться «жидоцианцы». Чем же их первое название по имени Бернарда не понравилось историкам? Да тем, что в нем просто наружу лезет «Бер» и «Ард». Дважды медведь. Символом их девиза: «Наслаждение – через боль» по древним правилам являлись медведь и пчелы. Но об этом все забыли. Достойный пример амнезии. А то ведь аналогии с пчелами королей Меровингов и герцогов Барберини (мало того, что «медвежий варвар», так еще и пчелы в гербе) могут далеко завести. Так и до ессеев недалеко, которые себя не только агнцами именовали, но еще и «пчелами Божьими», да такими кусливыми – одни их инструкции по ведению боевых действий чего стоят. Тут тебе и «Кодекс войны», и «Книга тайн», и «Устав для всего общества Израиля в конечные дни». История с общим ульем и нектаром для общественного блага, конечно, хороша, только кажется мне, чего-то не договаривают наши исследователи о пчелках этих.