На рубеже веков. Дневник ректора - [336]

После Ученого совета поехал на годовую редколлегию «Нашего современника». Мои дневники, оказывается, имели большой успех. Вначале, оказывается, в редакции думали, будет ли это вообще читаться. Хорошо говорил Проханов, как из под сегодняшнего либерального катка, как некий русский феномен сопротивления выходит новая русская литература. Интересна была и речь Личутина. Компромиссы приводят к слабой прозе, к болоту.

Из больницы приехала в очень плохом состоянии В.С. Она уже принимает свою дозу страдания, у меня все еще в это отношении впереди. Правый глаз у нее уже ничего не видит и, кажется, еще и сильно болит.

29 декабря, пятница. Ничего я в дневнике не писал, но меня все время волновал ответ Министерства на письмо А.И.Горшкова. Я отчетливо понимал, что шло достаточно внимательное согласование. Для Министерства это хороший предлог освободиться от неугодного ректора, расстаться с ним. Но вот письмо пришло. Нам разрешили досрочные выборы ректора. Значит, впереди предстоит собрание, волнение, опять два ученых совета. Результат, конечно, предсказуем, но мои сторонники должны для этого поработать. Я все надеюсь на какую-то перемену судьбы. С другой стороны, бросать все, когда стало работать полегче. Ходят также слухи о присвоении ректорам некого государственного статуса.

Вечером ездил в общежитие. Там снова маленькое воровство. Самое главное, что это не старики, а наши молодые рабочие смотрят на институтское, как в прежние времена на советское, — можно украсть, это все наше. Теперь это электрики: и провода на ремонт номеров в гостинице ушло в два раза меньше, чем выписали и стоит этот провод в два раза меньше, чем он стоит на самом деле. К счастью, я все это хорошо помню по покупке провода летом на дачу.

Президент, естественно, подписал указ о гимне. Слова здесь новые, даже не те, что мне показывал С.В. Это качество настоящего мастера, он шлифует текст до последнего и отказывается лишь тогда, когда истощает все свои ресурсы. В словах гимна огромная точность, только профессионал видит, как слова сливаются с понятиями и как плотно скомпоновано все поле.

30 декабря, суббота. Весь день продолжал читать биографию Оскар Уайльда Ричарда Эльмана. Образцовая книга. «Провожая гостя на поезд, Уайльд вдруг заговорил о «Яствах земных»; ранее он отозвался об этой книге лишь в общих выражениях. «Милый мой, — сказал он Жиду, — вы должны мне кое-что пообещать. «Яства земные» — прелестная вещь… прелестная. Но обещайте мне, дорогой мой, с нынешнего дня отказаться от местоимения «я». В искусстве не может быть первого лица».

На телевидении праздник в полном разгаре. Удивительное несоответствие ощущения страны и этой лихорадочной подтанцовки. Как надоели все эти «маленькие» случаи, дешевый одесский юмор и низкопробная эстрада, которые, по мнению устроителей, должна веселить. Есть определенная тоска по большому масштабному искусству. Одесса, родина юмора, отделилась от нас, но бросать нас, к сожалению, не собирается. Кажется, вчера в какой-то передаче, где в качестве главных персонажей оказались Киселев, Сванидзе и Доренко, кто-то из участников сказал, что они уже прошлая эпоха, что они могут уйти. Что-то действительно поменялось. Я очень остро почувствовал это во время огромного концерта Пугачевой. Вся эта вульгарность продавщиц советского периода, выдаваемая за народность, устарела. Будто прокололи воздушный шар, и он медленно через дырочку спускает воздух.

31 декабря, воскресенье. Утром по какому-то странному, но уже три года выполняемому правилу, ходил в баню. Пришел, убирался, накрывал на стол. В.С. чувствовала себя уже несколько дней разбитой и ожила только часам к девяти. На этот раз обошлись без привычного судака, который заменил кусок жареной в духовке свинины. Альберт Дмитриевич прислал с Федей четыре тарелки салата, ассорти рыбное, ассорти мясное и свежие овощи. Теперь еды на неделю. Встречали новый год вдвоем и очень радовались, что никто не посягнул на наше общество. От имени властей по ТВ поздравлял с новым годом В.В.Путин. Его речь была взвешенной, но последнее время я всегда пытаюсь отделить саму личность говорящей персоны от спичрайтера. Путин первым из всех произнес речь не в кремлевских апартаментах, а на улице. Была видна Спасская башня и часы над ней. Снег, погода, освещение казались натуральными. Но речь закончилась секунда в секунду с движение к полуночи часовой стрелки. Впечатка это или живая трансляция? Где здесь правда, где искусство телевидения? Потом заиграли старо-новый гимн.

1 января, Понедельник. 2001 год. Странные впечатления ночи от передач по ТВ. Утром, когда я пошел гулять с собакой, редчайшая тишина. Город будто бы весь вымер, будто через мир этой ночью пролегла какая-то трещина, и вот теперь все замерло, слушая, не обрушатся ли края гигантского каньона. Весь день сидел и редактировал дневники. Вечером В.С. мне сказала, что я уже никогда не смогу написать нового романа — «Ленин» и дневники меня иссушили.

2 января, вторник. 2001. Для «Труда»:

«Самыми заметными лицами в новогодние и предновогодние дни стали Михалковы. Впрочем, впервые мы еще, конечно, увидели поздравления президента, записанное не в недрах кремлевских хором, а на свежем воздухе. Путин говорил хорошо, но всегда, когда говорят крупные политики, хочется отделить искусство спичрайтеров от самой личности. У личности, правда, всегда есть право выбора предложений. За спиной президента возвышалась Спасская башня, и окончание его речи магически совпало с движение стрелок, в этот момент подобравшихся к двенадцати. Точный ли это расчет или телевизионные чудеса, не знаю, но шел снег, и погода вроде бы соответствовала.