На рубежах южных - [50]

— Экий ты, Митрий, горячий, охолонь трошки! — спокойно возразил Дикун. — Дай бог у себя дома управимся, а там видно будет. Чего загодя шкуру живого медведя делить…

— В своём приходе намолимся, а потом в чужой пойдём, — поддакнул Ефим.

Замолчали. От гор повеяло прохладой. Где‑то далеко за Кубанью мерцал, вспыхивая и затухая, костёр. Темной стеной смутно рисовался лес, почти вплотную подступающий к крепости.

— Осип! — нарушил молчание Дикун. — Пушки и порох в порядке держи, наготове… Всего можно ждать…

— Это верно! — поддержали все.

— А на вас, станичники, — обратился Федор к казакам, — вся наша надежда. Большое мы дело начали. Надумали мы скинуть своих атаманов и старшин, своих выбрать. Чтоб наше казачество вольным было. Чтоб была у нас своя, вольная казацкая Кубанская Сечь. А для этого должны мы немедля ехать каждый по своим станицам, народ созывать, атаманов скидывать да спешить сюда на помощь.

— Как пробудятся черноморцы, — поддержал Собакарь, — то там и донцы за оружие возьмутся. Они ещё от прошлого не остыли[4].

Он встал. За ним поднялись и другие.

— Поклянемся, други, что крепко будем вместе держаться, — предложил Дикун.

И раскатилось над Кубанью:

— Клянемся!

Глава VI

Солнце, разорвав облачную дымку над буйной Кубанью, разбудило пёстрый лагерь казаков. Лучи его пробежали по возам с поклажей, опоясавшим по старому казацкому обычаю весь стан. Расправив плечи, поднялся Шмалько. Он положил мешок на воз, потом нагнулся, растолкал Полового.

— Ефим, подбери брюхо. Ишь, выкохал, как у доброго кабана.

Ефим протёр глаза, сел.

— Что за чертовщина приснилась мне, Осип? Ну, прямо, тьфу! Вроде подошёл до меня козел и бодает…

— Ну?

— От тебе и ну. А у того козла, Осип, знаешь чья была голова?

— Чья?

— Твоя!

— Тьфу! Были б у меня рога, я бы тебя так боднул, чтоб твоё дурное сало из пуза вылезло, — смеялся Осип.

Они спустились к Кубани, умылись. Вытираясь рукавом свитки, Шмалько спросил:

— Ты думаешь, Котляревский смирился? Он, вражий сын, наведёт сюда солдат, попомнишь меня.

— Солдат хуже черта, — вставил Ефим. — То ещё моего деда присказка. Раз ночью почудилось мне, что черт под окном. Кричу: «Дед, черт в хату лезет!» А он мне: «Не замай, абы не солдат!»

Подошел Митрий с незнакомым казаком. Под левым глазом у казака разлился огромный синяк.

— Это ж кто тебя угостил, станичник? — поинтересовался Шмалько.

— Атаман на прощанье, — усмехнулся казак. — Незамаевцев я привёл. Скинули мы своего атамана, так он со схода и домой не заходил, сбежал.

— Добре! Добре! — кивнул Половой. — Только погано, что атамана упустили. Надо было его киями напоследок пощекотать. Ну да ничего, он далеко не уйдёт, когда‑то поймается…

— А где Дикун? — спросил казак.

Шмалько развёл руками:

— Если не в лагере, так, значит, в крепости.

— Эх, с такой силой да в наши края! — Митрий прищурился. — Вот бы нагнали страху господам!

— А начто нам ваши господа, — прервал его Ефим, — у нас своих тут больше чем потребно.

Переговариваясь, они пришли в лагерь. Горели костры, в подвешенных казанах варилась каша. Тысячи людей толпились возле костров, спали, шумели, разговаривали. Прислонившись спиной к колесу, пожилой длинноусый казак зашивал разорванную штанину. Другой, в стороне, точил саблю, раз за разом пробуя её острие на огрубевшем ногте.

Посреди лагеря белела палатка. В ней Шмалько и Половой застали Дикуна и ещё нескольких казаков. Густой синий дым от самосада застилал палатку.

— Надобно нам по станицам своих атаманов выбрать, — говорил Федор, — а старых, кто противиться зачнёт, сюда гнать, на наш суд.

Неожиданно Дикун смолк, насторожился. Послышались крики. И вдруг весь лагерь загудел, словно встревоженный улей.

Поспешно поднявшись, Федор вышел из палатки. За ним последовали и другие.

— Вон, вон, смотрите! — кричали казаки.

Теперь уже ясно было видно, что к лагерю шёл большой отряд. В степи клубилось быстро приближающееся облако пыли.

— Сдви–нуть во–зы! — громко, зычно крикнул Дикун. — Приготовить пищали! — Он повернулся к Осипу. — Бери коня и скачи в крепость. Оттуда пушками поддержишь!

Пушкари вскочили на первых попавшихся коней и помчались к крепостным воротам. Бывалые казаки быстро сдвинули возы, соорудив из них сплошную стену. Шумливый лагерь был готов к бою. Нависла напряжённая тишина.

— Что это за войско? Не похоже оно на драгун! — размышлял Собакарь. — Если против нас, так что‑то мало их…

— Они, Никита, в пыли растаяли, — пошутил Ефим, поудобнее пристраивая пищаль.

— Может, это вражеский дозор? — высказал предположение Дикун. — А следом и другие появятся…

— Нет, — возразил Собакарь, — то не драгуны. Вглядись получше, Федор, посадка не драгунская, на сёдлах не приседают…

Дикун присмотрелся.

— Правду говоришь.

— А может, это к нам из станиц помощь идёт?

— Не может быть! Они из‑за Кубани идут…

Видимо, подходившие догадались, что им готовится недобрая встреча, отряд остановился. Облако пыли закрутилось на месте. Из него вырвался одинокий всадник на вороном резвом скакуне и, размахивая шапкой, поскакал к лагерю. Красные шаровары и жёлтый кафтан пестрели на ярком солнце.

— Кызылбашская одёжа! — проговорил Собакарь.