На рубежах южных - [21]

— Плохо! — согласился Великий.

Поднявшись на высокое каменное крыльцо, полковники прошли к себе.

— Ты вот слушай, что я надумал, — снимая кунтуш, сказал Чернышев. — Когда подходили мы к Ставропольской крепости, узнал я, что в тех краях мериносовые овцы большую выгоду дают… Так вот — вернёмся на Кубань, думаю попробовать это Дело. Ударю челом, землю прирежут, хутор выстрою. — Он подошёл к окну, встал рядом с Великим, забарабанил по сосновому переплёту рамы.

Из окна видно Волгу. Левый пологий берег её порос лесом. Река вскрылась недавно. Широкая, полноводная, несла она свои воды в море. Изредка одинокими лебедями тянулись отставшие льдины, подходили к берегу, вертелись на месте и, оттолкнувшись, плыли дальше.

— Дурной поход получается! — вздохнул Великий. — Как бабы, на одном месте без толку топчемся… И войско — не войско, а голь перекатная.

Чернышев — смуглолицый, грузный, седеющий красавец, усмехнулся:

— Наше дело — приказы выполнять… — Он огляделся по сторонам и продолжал: — А я тебе скажу одно: верю я старому Антону! Верю! Уж он все так намудрует, что и сам в убытке не будет, и нас не введет… А голотьбу нашу, думаю, неспроста в поход заслали — её‑то кровь подешевше будет…

— Может, и так.

Чернышев смотрел в окно, на Волгу.

— А Волга, Иван, мне Днепр напоминает… Эх, Днепро, Днепро.

Великий улыбнулся.

— О Днепре тоскуешь… Забыть пора! Наша Кубань не хуже.

Кто‑то заскрёбся в дверь, осторожно открыл её, и в комнату заглянула лысая голова хозяина.

— Я не помешаю господам офицерам? — повёл он раскосыми глазами.

— Заходи, заходи, Назар Назарович.

Просунув боком в дверь своё раздавшееся в ширину тело, Сумин осторожно, колобком, вкатился в комнату, присел на заскрипевший стул. В комнате сразу запахло рыбой.

— Фу, уморился! — купец вытер грязным платком мясистый нос. — Весь день в бегах. Вот–вот рыбка. — Он потёр руки. — То снастишки, то люд, а на всё время надо, деньги.

— Ну, у вас за народом остановки не будет, — успокоил хозяина Чернышев. — Вон в слободах сколько всякого сброда проживает. Это не то, что у нас на Кубани — каждая пара рук в копейку входит. А к вам, не изволь беспокоиться, сами придут.

Чернышев глянул в сторону пристани, где копошился работный мир.

Рыбник осклабился:

— Это когда как!

— А как же вы с этим делом управляетесь?

— Я? — глаза рыбника заюлили. — У меня свои травила. Говорят, на бога надейся, да сам не плошай. Вот и я на подрядчиков надеюсь, а сам не зеваю. К примеру сказать, подошло время, иные сидят за четырьмя стенами да подрядчиков шлют: «Иди, дескать, нанимай». А я — нет, помилуй бог, я сам выхожу на пристань, прогуляюсь по бережку, присмотрюсь. Вижу, где артель из народишка покрепче собралась, да из дальних, не наш люд. У меня на них глаз набит. Так вот, подхожу — и дело сделано. Работают, как миленькие, а чуть что, не угодно, катись на все четыре стороны, а деньги, как в договоре указано, по истечении путины… Срок придёт, подрядчики все учтут: и за снасти, и за харчишки, и за вино, какое в первый день выпьют…

Великий слушал внимательно:

— Да! Зато они к вам на другой год носа не сунут.

— Ничего! Не эти — другие явятся…

— Басурман! — с одобрительной завистью промолвил Чернышев.

Ожившая после зимних холодов, муха метнулась от окна, зажужжала. Сумин быстрым движением прихлопнул её.

— Ишь, тварь. Наизлейший враг для рыбы, я вам скажу, господа офицеры. — И тут же спросил: — А может, у господ офицеров что ни на есть продажное сыщется — соль либо вино? В нашем деле первейшей необходимости продукция, я вам скажу.

Великий и Чернышев переглянулись, как по команде. У обоих одна мысль: «Наедине о сём говорят». Ответил Чернышев:

— Ты ж понятие должен иметь, люди мы — государевы. И провиант у нас государынин, для войска её предназначенный… Так что… — развёл он руками.

— Ну, на нет и суда нет, господа атаманы! — поднялся со стула хозяин, — Желаю здравствовать! — Сумин поклонился и выкатился из комнаты.

А на другой день оба полковника в разное время побывали на половине хозяина и продали ему из полковых запасов триста пудов соли. А Чернышев к тому же сбыл по сходной цене двадцать вёдер вина…

•

С любопытством следили казаки за городской жизнью. Потревоженным муравейником чуть ли не круглые сутки копошился люд на пристани. У причалов покачивались баркасы, рыболовные судёнышки, лодки. Волгу бороздили парусники. Рыбацкие артели готовились к путине.

И вдруг казакам объявили приказ: поочерёдно выходить на погрузку. Чертыхаясь, они грузили на суда соль, муку, рыбацкий припас.

Вечерами у артельных костров, не таясь, ругали всех панов–старшин. Кричали, что в поход отправили одну бедноту, что уже месяц стоят в Астрахани, когда это время могли бы быть дома. Крыли на чём свет стоит купцов и рыбников, чьи баржи приходилось грузить.

Кто‑то рассказал, что контр–адмирал Федоров попросил Головатого оказать услугу, помочь в погрузке купеческих кораблей. Не посмел отказать войсковой судья. Понимали все: урвал Федоров на этом деле немалый куш.

С каждым днём возмущение нарастало. Люди Сумина шепнули кому‑то из черноморцев, что продали их полковники часть войсковых запасов. Заговорили казаки об этом в открытую: «Для какой надобности привели нас сюда? Чтоб рыбники ярмо на нас надели? Чтоб полковники на нашем харче наживались?»