На ратных дорогах - [26]

Придя в себя, белополяки растянулись цепью и стали медленно продвигаться к хутору.

— Почему не стреляет артиллерия? — удивился Ильенков.

— Не было цели. А сейчас начнет, раз мы объявились, — ответил я.

И действительно через несколько минут первый снаряд разорвался в балке, перед хутором.

— Быстро уходить! — скомандовал я пулеметчикам. Едва спустились, как в крышу ударил снаряд и сверху посыпались куски черепицы.

Начался сильный обстрел. Била батарея со стороны деревни. Потом послышались более мощные разрывы. Оказывается, снова подошел и задымил впереди слева знакомый нам бронепоезд.

Когда цепь противника оказалась в полуверсте, заработали три наших пулемета и заставили ее залечь.

Мы ждали наступления перебежками, да, видно, опытен командир вражеского батальона! Цепь лежит. Зато участилась артиллерийская стрельба, противник открыл по хутору сильный пулеметный огонь. У нас появились раненые. Их отправляли в лесок, что позади.

Обстановка пока не очень сложная. Но что будет, если к врагу подойдет подкрепление и предпримет обход наших флангов? Хорошо бы, белополяки поднялись в атаку, чтобы можно было разбить этот их передовой батальон.

Словно прочитав мои мысли, Бедик предлагает:

— Что, если сделать вид, будто мы уходим, и устроить засаду?

Идея хорошая. Вызываю Воронина, предлагаю его взводу отойти в лес цепью, а потом по посевам быстро вернуться на место.

Противник на эту приманку клюнул. Едва взвод зашел в лес, как белополяки поднялись и прямо во весь рост пошли к хутору. Мы подпустили их к самому спуску в балку и тут встретили огнем всего своего оружия. Те из вражеских солдат, что оказались на возвышении, отхлынули, подобно морскому прибою, а которые вошли в балку, заметались в поисках спасения.

Атака отражена. В балке осталось много убитых и раненых. У нас тоже есть потери.

Посмотрел на часы — 12.30. Поставленная задача выполнена, и можно отходить. Но каждый час задержки противника на хуторе идет на пользу дивизии. Посоветовался с Бедиком. Он согласен со мной. Решили пока не сниматься.

Только мы успели обойти взводы и поблагодарить красноармейцев за проявленное в бою умение и храбрость, как меня снова вызвали на крышу.

Вдали появилась еще одна вражеская колонна. Времени уже 14 часов. Ладно, подождем, пока противник подойдет, обстреляем его, заставим развернуться и отскочим.

А колонна вдруг свернула с дороги вправо и пошла в сторону болота. Скоро пехотинцев догнала и обогнала конница. Она подскакала к болоту, потопталась у него и направилась вдоль фронта, к правому соседу. Хорошо, что лошади по болоту не прошли. А пехота? Сможет ли она преодолеть это препятствие? Видим, и пехота пошла за конницей. Угроза охвата справа отпала.

Через полчаса из деревни вытянулся еще один батальон противника. Две роты нацелились на взвод Петрунькина, а одна пошла еще левее, в обход. Потрепанный нами в балке противник привел себя в порядок и тоже готовился атаковать.

От Петрунькина прибыла записка. Он просил поддержки. Писал, что собрал всех коммунистов и сочувствующих на угрожаемый фланг, у каждого из них по две гранаты. Для поддержки взвода я направил Ильенкова с пулеметом.

Противник подходит все ближе и ближе. Снова разом заговорили все наши огневые средства. Батальон, надвигавшийся на наши окопы с фронта, залег. На флангах роты белополяки наступали перебежками. По хутору беспрерывно бьет артиллерия.

Мне все еще кажется, что мы можем долго держаться. Неприятно, правда, что рота противника заходит слева, умело пользуясь неровностями местности. К тому же хутор стала обстреливать еще одна батарея, а справа показалась новая цепь противника.

Подошли Бедик и Лацис.

— Пора отходить, товарищ командир…

Легче командиру отдать приказ на наступление, чем на отход. Всегда при этом вступаешь в спор со своей совестью, не раз спрашиваешь себя: не рано ли? Местность-то врагу не хочется отдавать. А с другой стороны, зарвешься — напрасно бойцов потеряешь, и гибель каждого тяжелым камнем ложится на твою совесть. Она беспощадна и будет тебя мучить, если ты поступил вопреки своему командирскому долгу…

Я еще раз окинул взглядом оборону, взвесил соотношение сил, степень опасности для отряда. Затем сказал:

— Четверть часа еще продержимся, а потом начнем отход. Первыми снимаются взводы с хутора, последним — тот, что в поле. Вам, товарищ Бедик, с началом отхода придется встать у ворот хутора и пропускать людей, показывая направление.

Когда отходил взвод Петрунькина, командир, вытирая грязным платком пот с лица, задержался возле меня:

— Хорошо воевали?

— Отлично!

Пересекая железную дорогу, встретили обходчика. Я спросил:

— Бронепоезд далеко?

— Здесь его не будет, — ответил этот замечательный советский человек. — Я разобрал путь впереди.

Мне оставалось только поблагодарить его.

Вечером подошли к Двинску. На окраине хутора Легнишки, что в полуверсте от реки Западная Двина, нас встретили несколько военных. Один из них, среднего роста, сухощавый и опрятно одетый, отделился от других, подошел ко мне:

— Котов, из штаба армии.

Я представил ему помощника, адъютанта и других командиров, а потом доложил о действиях у хутора Покронишки.