На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь - [5]

– Там две, – он махнул рукой, – их еще в начале боя накрыло.

– Пойдем, глянем, может, из них еще можно стрелять.

Младший сержант кивнул, и мы с ним побежали, пригибаясь, по ходу сообщения, который привел нас к орудийному дворику, разделенному валиком на две части. Пушки, как я и предполагал, были маленькими сорокапятками. Странно, что их разместили так близко друг от друга, ведь расчеты обоих орудий можно было накрыть одним выстрелом. Да, видимо, так и произошло. На краю площадки лежали тела трех убитых артиллеристов, но раненых не было, видимо, санитары уже успели их унести.

Одна из пушечек, направленная на танк, была присыпана землей, с наполовину оторванным нижним щитком. Я быстро, насколько это возможно в сумерках, осмотрел ее, надеясь, что основные механизмы уцелели. К сожалению, накатник у нее был мокрый, а это означило, что масло из тормоза отката вытекло, и стрелять из пушки уже нельзя. Вторая сорокапятка была почему-то развернута влево, видимо, оттуда тоже ждали нападения. На вид пушечка казалась вполне исправной. Я пошевелил рукоятку затвора – вроде работает нормально. Правда, панорама разбита, а резиновый наглазник с окуляром отсутствовали. Но на маленькой дистанции можно попробовать управиться и без прицела. Остается только надеяться, что орудие успели привести в боевое положение, потому что без инструкции невозможно быстро разобраться, где находятся предохранитель затвора и стопоры различных механизмов.

Махнув рукой Стрелину, я показал ему, что хочу выкатить пушку на позицию. Мы схватили станины, приподняли, откатили сорокапятку назад, а затем, развернув ее в сторону противника, подкатили к брустверу. Дно дворика было ровным и утоптанным, вес пушки, насколько я помнил, всего килограммов пятьсот или шестьсот, поэтому вдвоем мы легко справились. Хотя покрышка одного из колес изорвана осколками, но, судя по всему, она заполнена губчатой резиной, и такое повреждение было несущественным. Опустив станины, мы надавили ногой на сошники, поглубже вгоняя их в землю.

После этого сержант побежал к ровику метрах в десяти сзади нас, где должны храниться ящики со снарядами, а я стал искать, где тут «что нажимать, чего вертеть», как метко заметил Незнайка, пытающийся управлять космической ракетой.

Судя по автомобильным колесам, орудие было улучшенной конструкции, с полуавтоматическим затвором. Это нам на руку, меньше возни будет. С левой стороны располагались два маховика поворотного механизма. Кто из них регулируют вертикальную, а кто горизонтальную наводку, определить опытным путем было несложно. Я довернул орудие в сторону работающего пулемета, а потом присел на корточки и, заглядывая в ствол, поправил наводку, стараясь, чтобы вспышки выстрелов виднелись чуть выше середины канала ствола. На таком расстоянии силуэт броневика занимал примерно одну треть от диаметра отверстия ствола, и попасть в него можно было даже без прицела.

Стрелин уже принес деревянный чемоданчик, в котором хранились выстрелы для орудия, и открыл его. Какие там снаряды, я не знал. Во-первых, не разбираюсь в тогдашней маркировке, а во-вторых, все равно ничего не смог бы прочитать в темноте.

Сержант осторожно, чтобы не сбить прицел, засунул снаряд в патронник и закрыл затвор, а я тем временем искал спусковой шнур, но его почему-то нигде не было. Но спасибо фильмам о войне, я догадался, что нужно нажать на большую кнопку, расположенную в центре одного из штурвалов.

Грохнул выстрел, пушка качнулась, и вспышка взрыва осветила полугусеничный броневик. Недолет составил примерно метров пять. К этому времени я был уже полуоглушенный, поэтому громкость выстрела меня особо не впечатлила. Впрочем, если бы мы стреляли бронебойными снарядами, то выстрел был бы намного громче.

– Патрон возьми из этого же ящика. Нам как раз осколочный снаряд и нужен, – заорал я как можно громче, опасаясь, что сержант меня не услышит, а сам тем временем довернул маховик вертикальной наводки на пол-оборота.

Немецкий пулемет пока молчал, но я понимал, что скоро он может заработать опять. Но вот снаряд в стволе, затвор закрыт, выстрел, и теперь уже огненный шар закрыл весь силуэт бронетранспортера. Еще один снаряд – контрольный, и можно заниматься пехотой.

Теперь заглядывать в ствол смысла не было, что меня очень обрадовало, так как дым от сгоревшего пороха не только снижал видимость, но и заполнял мне весь нос, заставляя чихать. Я направлял орудие примерно в ту сторону, откуда виднелись вспышки выстрелов, и стрелял. Стрелин уже наловчился и заряжал быстро, но, к сожалению, в лотке оказалось только пять патронов. Я все-таки рассмотрел маркировку боеприпасов на ящике – можно было и догадаться, что осколочные снаряды помечаются буквой «О». Теперь мы побежали к ровику вдвоем и принесли каждый по одному лотку. Не знаю, сколько патронов входит в боекомплект сорокапятки, но в двух глубоких ровиках лежало не меньше сорока ящиков, и похоже, что большинство из них с осколочными боеприпасами.

Стрельба снова возобновилась. Сорокапятка не зря считалась скорострельной пушкой. Конечно, делать выстрел каждые три, а то и две секунды, как это удается опытным артиллеристам, мы не могли. Ведь сержанту приходилось быть сразу и подносчиком и заряжающим, а мне, соответственно, наводчиком и замковым. Но десять снарядов мы выпустили меньше чем за минуту.