На пути к не открытому до конца Кальдерону - [10]

nada su ley nos propone,

que bien a todos no este

el creerlo у el amarlo,

Ilegando a amar у creer

por razon de Estado cuando

faltara la de la fe

(O.C., III, 868).

В жилах Кальдерона будто заиграла кровь будущих писателей предреволюционной Франции XVIII в. Шут — Мысль, пересмеивая все содержание ауто, готов «отметить празднествами и развлечениями истину этой истины», — а именно, что если веры недостаточно, в бога надо верить из политических соображений (О.С., III, 869).

И этого Кальдерону мало. Он кончает ауто обращением ко всем, «парабасой», как это называется в комедиях Аристофана. Притом у Кальдерона это нечто еще больше нарушающее сценическую иллюзию. Все (todos), т. е. актеры, а за ними, как в массовом театре, и зрители, толпившиеся на площади, смеются реплике Шута, а если сумеют, подхватывают ее, пляшут и поют, весело завершая удивительную по тем временам пьесу о целесообразности любви к вере у неверующих:

Тоdоs

I contigo

todos diciendo otra vez,

que debe el ingenio humano

liegarlo a amar у creer

por razon de Estado cuando

faltara la de la fe

(O.C, III, 869).

(Все: И с тобой (с шутом) все мы будем веселиться, повторяя, что человеческий разум должен полюбить (веру) и поверить из политических соображений, коль для веры нет основы).

Нужно ли еще что-либо добавить, чтобы убедиться в широте диапазона жанровой и идейной свободы аутос Кальдерона, в том, чтобы убедиться, что они могут быть в согласии не только с его антидогматическим благочестием, но и с народным жизнерадостным свободомыслием, которое вело к просветительству XVIII в.

Глубокие противоречия наблюдаются также в аутос, написанных непосредственно на библейские темы. Ауто 1662 г., двусмысленно названное «Mistica у real Babilonia» (заглавие можно понять и как: «Вавилон мистический и Вавилон царский», и как: «Вавилон в таинстве и в жизни»), написано по Книге пророка Даниила, рассказывающей о жестокостях царя Навуходоносора II (начало VII в. до н. э.) и о чудесном спасении Даниила, брошенного в ров со львами, и юношей, уцелевших в огненной печи.

Но самым удивительным в ауто являются не эти чудеса, но вплетение в него отсутствующих в Библии стихов о свободе Рода Человеческого (прописные буквы имеются в автографе Кальдерона, стих 1899: «el Henero Humano»). Род Человеческий за шесть веков до Христа и до причастия, надеясь на это будущее, предполагает отстоять и от внешних притеснений, и от собственных пороков свою свободу (в автографе: «su livertad…», стих 1902).

Иными словами, в обязательное в каждом ауто сакраменталь восславяение причастия Кальдерон ввел нечто еще большее, чем апология свободы воли, апологию свободы Рода Человеческого.

В пределах обязательного не только для ауто, но принятого практически во всей литературе XV–XVII вв., формального хотя бы, согласования любого свободолюбивого утверждения с христианским учением, Кальдерон пошел дальше Эразма, Вивеса и Монтеня и встал в утверждении свободы Рода Человеческого едва ли не впереди крайне светских итальянских мыслителей XV в.

В том же библейском цикле представляет интерес позднее, написанное к 1672 г., ауто «Вавилонская башня» («La torre de Babilonia»), которое основано на весьма вольном художественном истолковании гл. 8-11 библейской Книги Бытия.

В действии ауто тоже развивается идея свободы. Свой ковчег Ной определяет эпитетами едва не предромантическими — «свободный и надежный» («…libre у segura»), а открывая ковчег, провозглашает: «для всех настала свобода» («para todos ha venido la libertad»).

Ауто «Вавилонская башня» родственно так называемому «героическому пейзажу» XVII в. с гигантскими фигурами среди дикой природы. Оно во многом барочно, а в некоторых аспектах приближается к такому направлению в литературе и искусстве XVII в., придерживаясь которого, поэты и художники, изображая сложность жизни, предпочитали не давать прописных ответов, ограничивающих свободу дальнейшего постижения поднятых в нем вопросов.

Героями ауто являются выступающие у Кальдерона как титанические в первоначальном мифологическом греческом смысле слова личности — сын Ноя бунтарь Хам и внук Хама Нимрод, первый самодержец, о котором и в Библии отмечено: «сей начал быть силен на земле» (Быт., 10, 8). Разные направления искусства XVII в. переняли от Возрождения страсть изображать титанизм не только в хорошем, но и в дурном, а также в их переплетении, не подлежавшем однозначной оценке.

Даже пресловутый Хам выведен Кальдероном в ауто «Вавилонская башня» далеко не однолинейно. Опустошенная потопом земля с развалинами и костями кажется его суровому нраву прекрасней солнца, ковчега, радуги. Ведь радугу Бог создал, чтобы она была «знамением вечного завета», обещания людям, что Бог больше не истребит землю потопом (Быт., 9, 8-17). Хам же не хочет прощать истребления людей потопом и поэтому не признает красоты радуги: его взгляд на прекрасное согласуется с его убеждениями.

Тематика ауто вплетена в пьесу странным и с вида не очень благочестивым способом. Сон о пресуществлении вина в кровь Ной видит, валяясь на полу нагим и пьяным, и даже сам, когда позже толкует его, признает, что в этом опьянении «было заключено и зло, и благо».