На прощанье я скажу - [13]

Его прозвали Грустным Тоддом, потому что он живет в «Версале» уже больше двух лет и никто никогда не видел его улыбки. Он до сих пор не купил ничего из мебели и не повесил ни картинки в своей квартире, ни разу не сходил на свидание и не завел ни одного друга. Он страдает от того, что Джек назвал «синдромом Сиротки Энни». Он по-прежнему верит, что однажды его семья приедет и заберет его, так что нет смысла всерьез обустраиваться.

На дворе воскресный вечер, и Грустный Тодд выглядит абсолютно вымотанным. Он небрит, нечесан и почти на грани самоубийства. Вероятно, он привел близнецов в лобби сильно раньше назначенного часа, потому что они уже разнесли его квартиру, и он не знал, что еще придумать.

— Этот день может стать последним для Грустного Тодда. — В голосе Джека слышна та самая неповторимая смесь сочувствия и презрения, которые они тут все испытывают друг к другу.

— Кто-то должен бы приучить этого парня к кокаину, — говорит Оливер, грустно кивая.

На дворе воскресный вечер, и они направляются поужинать и хорошенько злоупотребить выпивкой в «Блице», зачуханном спорт-баре на автостраде 9, знаменитом непомерными бургерами и до нелепого привлекательными официантками. Воскресные вечера особенно депрессивны: они означают, что либо вам не отдали детей на выходные и вы одиноки и потеряны, либо вам отдали детей, но теперь они уехали, и вы опустошены и на что не годитесь. В любом случае тут полезно выпить и попялиться на девиц, а поскольку дело происходит в Америке, все это вполне доступно. Джек как всегда вырядился в пух и прах, нацепил черный пиджак и классическую сорочку. На Оливере невозможные треники и бейсбольная кепка. Сильверу — он в джинсах и темной рубашке-поло — хотелось бы быть где-то посередине, но рядом с Джеком он сразу отъезжает на задний план.

Джек с Оливером садятся на краешек фонтана выкурить по сигаре. Дело это куда сложнее, чем кажется. Сначала Оливер достает из кармана рубашки две сигары в жестяных трубочках и с хрустом надламывает печати. Затем Джек вытаскивает маленькую гильотину и под пристальным надзором Оливера изучает сигары, чтобы правильно их обрезать. Все это время Оливер трещит про то, где он раздобыл конкретно эти сигары, и про их превосходство над кое-какими другими марками сигар, и в конце концов про их место в сигарном мире вообще. Это неизменно наводит Джека на одну из его историй «Лучшие-Сигары-Которые-Мне-Довелось-Выкурить-В-Жизни», дополненную именами, датами и местами, которые никому ни о чем не говорят, Оливер тем временем разжигает сигару голубым огоньком своей бутановой зажигалки с монограммой, а Сильвер рвет на себе волосы, сходя с ума от скуки.

Сигары сейчас в большой моде по обе стороны брачной границы. Женатые мужчины курят их, чтобы хоть отчасти почувствовать себя менее ущемленными в своей супружеской жизни, разведенные курят, чтобы оттянуть неминуемо настигающие в грустные воскресные вечера отчаяние и уныние. Ни та, ни другая группа никак не угомонятся на эту тему. Из-за полнейшего винегрета разного рода латентных фрейдистских комплексов мужчины среднего возраста готовы сделать фелляцию пучку скрученных листьев и при этом отчего-то ощущают себя в большей степени мужчинами, что, безусловно, можно счесть грандиозным триумфом маркетинга. Казалось бы, неважно — отсылающую к фаллическим символам или нет, — потребность вставлять себе нечто такое в рот не стоит слишком уж выпячивать, но нет.

Создаются великие романы и рушатся империи, покуда эти двое заканчивают-таки со своей сигарной эпопеей. Так что они все еще торчат у фонтана, когда бывшая жена Грустного Тодда припарковывает свой серебристый минивэн. Блеклая, скорее тень от женщины, тонкие губы, на лице — усталость человека, давно смирившегося с тем, что ему выпало быть самой компетентной личностью на планете Земля. Она внимательно осматривает близнецов, параллельно отчитывая Тодда.

— Ты погляди, на кого они похожи! Как ты мог выпустить их на улицу в таком виде? Что у них на лице — сахарная пудра? Ты что, кормил их пончиками? Тебе не приходило в голову хотя бы разок за эти три дня их помыть? Господи боже, Тодд, в собачьем приюте и то за ними бы лучше присмотрели!

Грустный Тодд молчит. Он стоит перед ней с опущенной головой, принимая ее нападки, как дерево — бурю. Кончив кричать, она встряхивает головой, потом наклоняется к нему и поправляет замявшийся воротничок рубашки, а затем, к величайшему удивлению Сильвера, быстро чмокает его в щеку, залезает в минивэн и уезжает. Любовь, думает Сильвер. Близнецы машут отцу. Грустный Тодд стоит посреди дорожки, рассеянно машет в ответ, пока машина не скрывается за углом, его лицо искажено такой болью, что Сильвер отводит взгляд.

Он любил девушку по имени Меган Донахью. У нее была тонюсенькая талия, кошачьи глаза, и она была ревностная вегетарианка. Они писали друг другу длинные любовные письма, цитируя строки песен малоизвестных рок-групп, и бросали их в личные школьные шкафчики. Когда она приходила в белой пушистой водолазке, она выглядела, как рождественское утро. Мм было по семнадцать, оба в начальном классе старшей школы, оба девственники, и она стала первой девушкой, которой он признался в любви. Точнее, он сказал