На прибрежье Гитчи-Гюми - [88]

– Не помню, говорил я Бетани, что она может поехать с нами, или нет, – сказал Пирс.

– Как ты сможешь получать удовольствие от чего-то, на что тебе, в сущности, наплевать? – продолжала я. – Будешь сидеть и ждать, когда тебе доставит его чужая зависть? Не могут же люди каждую секунду тебе завидовать.

– Я купил «Корвет» не для того, чтобы мне завидовали, – сказал Билл. – Я его купил, потому что он красивый. Как произведение искусства.

Он раздал всем бумажные стаканчики с какой-то жидкостью.

– Ну, конечно! – язвительно хмыкнула я. – Бетани, будь добра, дай мне два листа бумаги и ручку. – Она достала из ящика стола блокнот, на котором был нарисован больной зуб, и ручку в форме зубной щетки. Я хлебнула из стаканчика и чуть не подавилась. – Да, крепковато, – сказала я. – Впрочем, подозреваю, что закись азота притупила ощущения.

– В нем девяносто градусов! – сказал Билл. – А что «ну, конечно»?

– Чего? – не поняла я.

– Ты сказала: «Ну, конечно!» – Он пошевелил усиками.

– О-о-о! – воскликнула я, пораженная его неистребимым насекомообразием. – Ты купил «Корвет», чтобы все тебе завидовали. – Билл опять поплыл, поэтому ответить мне не смог. Он присел на кресло рядом с Бетани, а я забралась ему на колени и потерлась о его щеку. – Конечно, дорогой, с «Корветом» ты гораздо сексуальнее, – сказала я. – Вот, подпиши эти два листа, вон там, внизу, где я крестиком пометила.

– Я купил «Корвет» не для того, чтобы мне все завидовали, – сказал Билл заплетающимся голосом и нацарапал свою подпись.

– Именно для этого! – настаивала я. – Ты все равно быстрее пятидесяти пяти миль в час не ездишь!

– Хорошо, а вот такая гипотетическая ситуация, – сказал Билл. – Допустим, я купил красивую и очень дорогую картину. Зачем я это сделал?

– Чтобы тебе все завидовали. Чтобы показать, что у тебя куча денег.

– А может, потому, что она чудесное произведение искусства и глубоко меня тронула?

– Это не повод ее покупать. Не будешь же ты целыми днями сидеть и на нее смотреть. Поначалу, может, и посмотришь. Но пройдет неделя, впечатление от нее будет уже не то, и тогда ты станешь приглашать к себе друзей, надеясь, что получишь удовольствие от того, как ею восхищаются они. Потом ты начнешь беспокоиться, удачно ли вложил деньги, растет ли твое приобретение в цене или падает, и окажется, что настоящей причиной покупки было именно это. Прости, может, я не очень понятно объясняю…

– Я вроде въехал, – загоготал Пирс, решив, видно, что я шучу.

– Мне скучно, – сказал Леопольд. – Скоро поедем? – Он подобрал зубочистку и прочесывал ею ковер.

– А что, если я куплю большой дом? – предложил Билл. – Для нас с тобой.

– Ты же не можешь находиться в нескольких комнатах одновременно. Люди покупают большие дома только для того, чтобы произвести впечатление на окружающих! Жалко, Теодора с нами нет. Он бы сумел тебе объяснить.

– Но это же так чудесно – жить в красивом доме, покупать красивые вещи, – озадаченно сказала Бетани.

– Все это внешнее, а настоящее счастье – оно внутри, – объяснила я. – Ты обязательно встретишь кого-нибудь, у кого дом еще больше, и все твои красивые вещи тебе опостылят. Впрочем, и в твоих словах есть доля разумного.

– Тогда что плохого в том, что я мечтаю жить в Брентвуде с твоим братом-кинозвездой?

– Не буду с тобой спорить, – сказала я. – Мечтай, если хочешь, но с нами в Калифорнию ты не поедешь, и точка.

– Пирс! – жалобно воскликнула Бетани.

Мы обе обернулись к Пирсу.

– Вы, девочки, сами разбирайтесь, – сказал он и допил спирт из стаканчика. – Мне все равно.

– Видишь, Бетани? С этим ты ничего не поделаешь – ему все равно. Он совершенно равнодушен ко всему, кроме как поесть и покайфовать. Вот поэтому-то он и станет знаменитым. До глубины души его ничто не забирает.

Я царственно встала с коленей Билла. Он тоже поднялся, направился, пошатываясь, к одному из стеклянных шкафчиков, распахнул дверцы и забрался внутрь. Бетани зарыдала. Увидев, что она плачет из-за такой ерунды, как мой братец, я расхохоталась.

– Пирс, неужели это правда? – говорила сквозь слезы Бетани. – Тебе действительно все равно? – Пирс молча налил себе еще спирта. – А ты, Мод, надо мной издеваешься, – продолжала она. – Думаешь, ты особенная, потому что никогда не умирала от любви. Но я тебе докажу, что это не так!

– Эй, ты! – сказал Пирс, внезапно вернувшись в нашу реальность. – Ты как с моей сестрой разговариваешь?

– Это мне напоминает одну песню. – Леопольд вскочил и запел тоненьким голоском:

Моя мать была истинной леди,

Как и ваша была, может статься,

А вот дочь ее нынче в беде.

Помогите несчастной подняться!

– Браво! Браво! – зааплодировала я.

– Пирс, я хорошая, – продолжая всхлипывать, сказала Бетани. – Это твоя сестра решила, что я злая и глупая. Кто дал ей право считать себя лучше всех?

– Пожалуйста, не уезжайте! – раздался из шкафчика голос Билла. – Сходим в «Вики-Ваки» или в «Пир рыцарей», куда пожелаете!

– Ой, пожалуйста, давай пойдем в «Пир рыцарей», – обрадовался Леопольд. – Там наверняка подают марципаны, фрукты засахаренные, меды ароматные, мясо дикой косули и много всего другого, чем я мечтал угоститься под аккомпанемент флюгельгорна, колесной арфы и виолона.