Он беспомощно огляделся: где его могут тут положить?
- Мы вам сейчас устроим постель,- сказал Шеметов и встал.
Таня опять стала милою и радушною. Она воскликнула:
- Нет, нет, не надо. У вас тут клопов много. Он у меня наверху будет спать, а я пойду ночевать к Варе. Пойдем, Володя.
По крутой лесенке из сенец они поднялись наверх. В крохотной комнатке было жарко от железной крыши и душно, как в бане. Книги и статистические листки валялись на полу, на стульях, на кровати. На столе лежала черная юбка. Таня поспешно повесила ее на гвоздь.
- Ну, вот тебе комната... Тебе не будет жестко спать? - спросила Таня и пощупала рукою свою кровать.
Токарев был приятно возбужден спором и общей атмосферой, от которой уж стал отвыкать. Он рассеянно ответил:
- Нет, ничего.
- Ну, спи... Прощай.
Таня пошла к двери. Вспомнила что-то и остановилась
- Да, вот что. Не возьмешься ли ты обделать тут одно дельце?
Токарев насторожился.
- Что такое?
- Видишь ли... Какое впечатление произвела на тебя Варвара Васильевна?
- Право, не могу сказать,- я ее слишком мало видел.
- Она очень живой человек и дельный. Между тем вот уж третий год киснет тут в Томилин-ске, в больнице,- отслуживает земскую стипендию. Ей положительно невозможно здесь оставать-ся, необходимо перетащить ее в Петербург.
- Ну, да... Но что же я тут могу сделать?
- Видишь ли, мне говорила Варя, ты знал в Петербурге ее двоюродную сестру Засецкую; она кончила на фельдшерских курсах двумя годами раньше Вари. Так вот, эта Засецкая теперь замужем здесь за членом управы Будиновским - либеральный земец, влиятельный человек. Познакомься с ними, они как раз третьего дня приехали на неделю из деревни. Ты человек солидный. Подействуй на Будиновского, уговори его, чтоб Варе сократили срок службы в земстве.
- Она что же, сама хочет этого?
- Ей ничего об этом и говорить не нужно. Она такая щепетильная, ни за что не согласится.
- Вот странно. Какое же мы имеем право без ее разрешения хлопотать за нее?
- Ах ты, господи! - Таня досадливо передернула плечами и быстро прошлась по комнате. - Ну, я не знаю,- как хочешь, а здесь ей невозможно оставаться. Я прямо не могу с этим примириться.
- Проведать Засецкую я не прочь, мне интересно повидать ее. Но хлопотать за Варвару Васильевну без ее разрешения - это, по-моему, бесцеремонно прежде всего по отношению к ней же самой... А скажи, пожалуйста, я и не знал, что Варвара Васильевна получала стипендию; ведь ее родители - богатые люди, имеют имение под Томилинском.
- Да, только оно все в долгах, усадьба разваливается, отец сильно в карты играет. Они то-лько наружно богаты... Ну, однако, прощай. Спи... Так завтра мы все-таки пойдем к Будиновским.
Таня ушла. Токарев сел на окно, закурил папироску. Росистый сад, облитый лунным светом, словно замер. Было очень тихо. Только изредка полно и увесисто шлепалось о землю упавшее с дерева яблоко. Вдали кричали петухи.
Варвара Васильевна произвела на Токарева довольно бледное и расхолаживающее впечат-ление. А между тем в Пожарске и раньше - в Вятской губернии он думал о ней с сладким и захватывающим чувством. В Петербурге они были хорошо знакомы. Время стояло горячее, волна общественного настроения начинала подниматься все выше, они не заметили, как сближение их стало чем-то большим, чем дружба. Однажды вечером, вдруг, в неожиданном порыве, Токарев высказал Варваре Васильевне то, что он к ней чувствовал; Варвара Васильевна резко и испуганно отшатнулась и с этого времени стала все больше замыкаться и отдаляться от Токарева. А между тем он чувствовал, что и она любит его... Вскоре Токарева арестовали, потом сослали в Вятскую губернию. Они все время переписывались, и в этой переписке образ Варвары Васильевны делался для него все светлее, чище и дороже. Теперь, увидев ее, он почувствовал разочарование. Идеаль-ный образ, увеличенный расстоянием, оделся плотью и превратился в обыкновенную девушку,- к тому же бледную, похудевшую и постаревшую; только лицо ее, строгое и красивое, немножко подходило к прежней мечте.
Токарев начал раздеваться. Сел на кровать, чтоб снять ботинки, уперся в нее руками - и остановился.
- Одна-ако!..- Он поднял одеяло и простыни. На сосновых подставках лежали три неоструганных доски, покрытые тонким солдатским сукном,- и больше ничего, это была вся постель.
Токарев расхохотался. Он вспомнил, как Таня спрашивала: "Не жестко будет тебе?"
- Да, "не жестко",- громко сказал он, щупая ладонью твердые доски. Охватило горячее умиление к Тане; видимо, ей самой это действительно не жестко; она заботилась, чтоб ему было поудобнее; он сказал: "Не будет жестко",- и она успокоилась.
Токарев развязал свои ремни, уложил на доски пальто, подушки, плед, все, что было в комнате из Таниной одежды, и кое-как устроил сносную постель. Все улыбаясь, он потушил свечу и лег.
Прошел час, другой,- Токарев не мог заснуть. Было душно, кусали комары и мошки, жесткие Танины простыни терли тело. Наложенные вместо тюфяка вещи образовали в постели бугры, и никак нельзя было удобно улечься. Хотелось пить, а воды не было. Токарев лежал потный, угрюмый и злой и вспоминал свою уютную квартиру в Пожарске. Опять он бездомен. Будущее темно и неверно, и что хорошего может он ждать от этого будущего?
