На посошок - [28]

— Иди себе с миром.

— Прошу вас!

— Если вокруг пустота, есть где разгуляться. Когда ты уйдешь, я буду двигаться быстрее.

Клейтон сел за руль джипа и завел двигатель.

— Гомес, — позвал он негромко.

Ответа не было. Гомес находился теперь в совсем ином времени, возле рельсов лежало единственно его тело, и было много места, где разгуляться.

Клейтон нажал на газ и поспешил покинуть город, над которым уже начинали грохотать раскаты грома.

Театр одной актрисы One-Woman Show (2002)

— И каково же быть женатым на такой женщине, в которой все женщины сразу? — спросил Леверинг.

— Приятно, — ответил мистер Томас.

— Вы говорите так, будто речь идет о каком-то пустяке вроде глотка воды!

Томас посмотрел на критика, продолжая разливать кофе по чашкам.

— Вам показалось… Спору нет, Эллен изумительная женщина.

— Я вспоминаю прошлый вечер, — сказал Леверинг. — Господи, что это было за представление! Сколько раз ее вызывали на бис! А какие ей дарили букеты! Нежнейшие лилии! Алые розы! И как потом все ловили цветы, которые она кидала в зал! Казалось, будто мы нежданно-негаданно оказались в весеннем саду!

— Как вы насчет кофе? — спросил мистер Томас, доводившийся Эллен супругом.

— Выслушайте меня! Если мужчине очень повезет, он встретит за всю свою жизнь три-четыре вещи, способные по-настоящему свести с ума, это музыка, живопись и одна или две женщины. Да, конечно же, я критик, но подобных чувств я не испытывал еще никогда!

— Мы отправляемся в театр через полчаса.

— Замечательно! Вы встречаете ее после каждого представления?

— Да, это абсолютно необходимо. Скоро вы сами поймете почему.

— Конечно, я пришел сюда прежде всего затем, чтобы увидеть супруга Эллен Томас, счастливейшего из смертных. Насколько я могу понять, обычно вы ожидаете ее в этом отеле?

— Ну почему же? Иногда я гуляю по Центральному парку, еду в подземке до Гринвич-Виллидж или разглядываю витрины на Пятой авеню.

— А часто ли вы бываете на ее спектаклях?

— Признаться, я не видел ее на сцене больше года.

— Она попросила вас не ходить на ее спектакли?

— Ничего подобного.

— Вам просто надоело смотреть один и тот же спектакль?

— И это не так.

Томас достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от окурка.

— Я понял. Вы и без того видите ее каждый день. В этом удивительном театре вы, счастливчик, являетесь единственным зрителем. Прошлым вечером мы беседовали с Аттерсоном, и я спросил у него: может ли мужчина мечтать о чем-то большем? Вы женаты на этой поразительно талантливой женщине, которая способна принять любой женский образ, будь это французская кокотка, английская шлюха, шведская швея, Мария Стюарт[28], Жанна Д'Арк, Флоренс Найтингейл[29], Мод Адамс[30] или китайская принцесса. И потому я вас ненавижу.

Господин Томас хранил молчание.

Леверинг перевел дух и продолжил:

— Представляю, как завидуют вам другие мужчины, изнывающие от однообразия семейной жизни! Вас утомила ваша супруга? Не спешите менять жен, меняется сама ваша жена. Presto![31] Она как хрустальная люстра, играющая сотнями переливов света! Свет ее личности окрашивает сами стены этих комнат! В таком пламени мужчина может греться две жизни, и не наскучит!

— Моя жена смогла бы оценить ваши слова по достоинству.

— Но разве не об этом мечтает каждый мужчина? Он ждет от своей супруги чего-то необычного, чего-то чудесного! Увы, мы ищем калейдоскопичности, а находим алмаз с одной-единственной гранью. Конечно же, он может и блестеть, никто не отрицает этого, но после тысячи повторений даже потрясающая Девятая симфония Бетховена превращается в колебание воздуха, не более того!

— Девять лет тому назад мы с Эллен еще путешествовали, — сказал супруг, доставая последнюю сигарету из пачки и наливая пятую чашку кофе. — Раз в год мы брали отпуск и уезжали на месяц в Швейцарию. — Он улыбнулся, в первый раз за время этого разговора, и откинулся на спинку кресла. — Вот тогда-то вам и нужно было брать у нас интервью.

— Ерунда. — Леверинг встал из-за стола, накинул на себя пальто и указал на часы. — Если не ошибаюсь, нам пора.

— Да-да, вы правы… — вздохнул Томас, нехотя поднимаясь с кресла.

— Можно немножко живее? Ведь вы едете не за кем-нибудь, а за самой Эллен Томас!

— Спасибо, что напомнили! — Томас отправился за своей шляпой. Вернувшись назад, он едва заметно улыбнулся и спросил: — Как вам мой вид? Подхожу ли я на роль оправы для этого бриллианта или, скажем, на роль сценической декорации?

— Бесстрастие, вот как это называется! Именно так — бесстрастие! Мрамор и гранит, железо и сталь! Полная противоположность всему утонченному, эфемерному, как прикосновение к эманации, исходящей из опустевшего кубка, в котором некогда были духи!

— В вас пропадает оратор.

— Да, сам изумляюсь. Слова приходят ко мне сами. — Леверинг подмигнул Томасу и похлопал его по плечу. — Мы наймем экипаж, распряжем лошадей и дважды прокатим вашу супругу вокруг парка, идет?

— Вполне хватит и одного раза.

Они вышли на улицу.

Такси остановилось перед пустым театральным подъездом.

— Мы приехали слишком рано! — радостно вскричал Леверинг. — Пойдемте посмотрим финал!

— Нет-нет, увольте.

— Как? Вы не хотите посмотреть на свою жену?