На последней странице - [8]

И тут он понял, что смотрит на распластанное перед ним чудище с уважением и каким-то внутренним трепетом.

«Как-никак мой предок, пусть непрямой, но все же одно из звеньев в цепи развития. Гм, а, пожалуй, это и к лучшему, что их уже больше нет. Появись теперь такой пра-пра где-нибудь на улице… Представляю картинку!.. Нам здорово повезло: сегодняшняя находка, по всей вероятности, очень важна — будет, чем шефа порадовать…»

В этот момент раздался голос.

— Внимание, — как всегда, чуть нараспев говорил экспедиционный транслятор, — всем Роботам Интеллектуального Направления Автоматической Археологической Экспедиции собраться у палатки № 3 для получения исходной информации о найденном тяжелом экскаваторе. Повторяю, всем Роботам Интеллектуального Направления…

РИН-12, стряхнув с ладоней кусочки ископаемой ржавчины, повернулся и быстрым шагом направился к третьей палатке.

1980

Збигнев Дворак Роман Данак Странный падающий камень

Падающие камни отважный охотник Ва-Хунга видел не раз. В местах, где обитало его племя, они падали с неба так часто, что Ва-Хунга привык к ним и, к возмущению старейшин, начал даже сомневаться в их божественном происхождении. Этим он вскоре восстановил против себя весь род.

Охотник пошел в своей дерзости еще дальше: из одного падающего камня он сделал себе мощную палицу. Но и тогда никто не посмел открыто выступить против него, ибо Ва-Хунга по праву считался лучшим следопытом и добытчиком.

Ва-Хунга чувствовал неприязнь своих сородичей и как-то незаметно для самого себя стал охотником-одиночкой. Все молча смирились с этим, и он теперь лишь изредка появлялся в становище у Великой Реки. А так как Ва-Хунга не боялся ни падающих камней, ни старейшин, племя стало относиться к нему со смешанным чувством страха и почтения.

Охотиться Ва-Хунга предпочитал близ Красной Скалы, у водопоя, где речка образовала излучину и была мелководна. Охотник карабкался по отвесным склонам и в случае угрозы со стороны рассвирепевшего хищника мог мгновенно подняться на вершину, где чувствовал себя в полной безопасности. Он даже оборудовал там убежище, где спрятал запас пищи, камней, копий. И если какой-нибудь упорный и злобный хищник подолгу осаждал его, бешено рыча и царапая скалу когтями, Ва-Хунга метким броском камня или копья вынуждал его обратиться в бегство.

Ва-Хунга был доволен своей судьбой. Одиночество, на которое осудил себя добровольно, он не принимал трагически. Оно не наскучивало ему, больше того — позволяло размышлять. Охотник начинал постигать мир не только чувствами, но и разумом: не только спрашивать «почему», но и искать ответы, это его восхищало; вскоре он понял, что знает гораздо больше, чем его собратья, и очень радовался тому…

И на этот раз Ва-Хунга притаился в засаде у тропы к водопою. Кругом царила тишина. Наконец на опушке далекого леса появилось стадо животных и осторожно, словно в нерешительности, направилось к реке. Сердце у Ва-Хунга забилось: он узнал антилоп наинх, мясу которых — сочному, нежному, необычайно сытному — не было равных. Но в тот миг, когда антилопы подошли уже совсем близко, с нёба, громко свистя и гремя, упал камень. Все стадо в паническом страхе кинулось обратно к лесу.

Разочарованный Ва-Хунга издал протяжный крик гнева и, выскочив из укрытия, подбежал к месту падения камня.

Камень был необычный. Он был… странный. Лежал на земле, дышал паром и издавал необычные звуки: не то шипел, не то стонал. И трепетал белыми… крыльями. Ничего подобного отважный охотник Ва-Хунга еще Не видел. И если бы он не был голоден, если бы самое вкусное мясо не умчалось безвозвратно, то врожденная любознательность наверняка взяла бы верх над гневом и разочарованием. Он начал бы спрашивать «почему» и раздумывать. Но теперь…

Он покрепче сжал в руках палицу и, широко размахнувшись, нанес яростный удар по ненавистному камню, так не вовремя упавшему с неба. Над саванной разнесся возглас торжества. Охотник, опьяненный мщением, крушил и крушил странный камень…

А на далекой планете, о существовании которой Ва-Хунга даже не подозревал, ученые истолковали удары его палицы как доказательство того, что в этом мире жизнь невозможна, так как там царят чудовищные давления, достигающие сотни атмосфер.

Перевела с польского 3. Бобырь

В. Миллер Зеленые Чернила

Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя. Произнесенное, оно звучало внушительно; изображенное на бумаге, выглядело потрясающе, особенно если он выводил буквы «с» широкими и размашистыми и снабжал свою подпись смелым росчерком.

Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя потому, что он нравился себе сам. Да и почему бы нет? В свои 55 лет он считал себя великолепным примером человека, всем обязанного себе самому: с небольшим брюшком, конечно, но зато одетого в лучший костюм консервативного стиля, какой и подобает директору Городского Торгового Банка.

Он очень гордился тем, что достиг вершин в своей профессии.

— В конце концов, — сказал он однажды своему первому вице-директору, — не всякому удается начать с кассира и кончить директором. Кое-кому я, разумеется, отдавил ноги, чтобы добраться сюда; но теперь я здесь, и навсегда.