На последнем сеансе - [17]

– Она попытается.

– Быть старым паршиво, да?

– В чём-то – да, а в чём-то – нет. Например, то, что я уже старый, даёт мне надежду на то, что мне не придётся увидеть тебя немощным и высохшим, как хлебная корка.

– Шутишь, да?

– Старость – она и есть шутка.

– Только не очень весёлая, да?

– Самая невесёлая. А ты? Как поживаешь ты?

– Путано. В школе нас совсем запутали: учитель по литературе говорит, что детей делают осторожными руками, а учительница по биологии рассказывает нечто другое. Может, я чего-то не понимаю?

– Нормально. Когда люди чего-то не понимают – это нормально. Ненормально – когда люди думают, что они всё понимают.

– Снова шутишь? – Отпив немного сока и вкусив цыплёнка, Дани придал своему лицу деловитый вид. – Мама считает, что мне полезно пообщаться с тобой, потому что ты ужасно много знаешь.

– Мне известно достаточно, чтобы сойти с ума, – сказал я.

– Что?

– Строчка из Иосифа Бродского.

Дани заметил с грустью:

– Строчка уж больно заковыристая, непонятная.

Я стал утешать:

– Потом поймёшь. Известно, что музыка и стихи своей справедливой оценки дожидаться умеют.

– А пока? Что посоветуешь пока?

Я спросил:

– Запомнишь или запишешь?

Дани раскрыл крохотный блокнотик.

Я продиктовал:

– Первое: ложиться спать и вставать вовремя. Второе: питаться по рецептам средиземноморской кухни. Третье: слушаться маму и дедушку.

Я замолчал.

– Всё? – спросил Дани.

– В основном, всё.

Дани пошевелил носом.

– Что ж, пока стихи и музыка меня дожидаются, как ты смотришь на то, чтобы поговорить о самом существенном?

Я взглянул на вызывающе темнеющие волосики на верхней губе внука.

– Конечно, поговорим, прежде всего, об этом, – согласился я, и мы завели разговор о девочках.

– До бабушки ты девчонок трахал? – начал Дани.

– О-о-о! – сказал я. – Ты мог бы выражаться чуть-чуть иначе?

– Как это – иначе? Трахаться есть трахаться!

– Вообще-то я начал поздно.

– Это во сколько?

– Вроде бы в восемнадцать.

– В первый раз – в восемнадцать?!

– Вроде бы…

– Поздновато.

Я виновато развёл руками.

– У меня есть Доррит, – сказал внук.

– Есть?

– Вроде того…

– Как я понимаю, в школе у Доррит хорошие оценки?

– Ужасные. Но для неё имеют значение только те оценки, которые ей выставляю я.

Телефон.

Пришлось из кухни отлучиться.

– Жду прихода прелестной особы, – сообщил Зив.

– В будуар?

– И туда тоже.

– А как же Лиза?

– Мы расстались.

– Уже?

– С ней мне было плохо. Гинат говорит, что ей с её парнем тоже плохо, и мы решили, что…

– Понимаю.

– Пока подойдёт Гинат, хотел бы прочесть мои новые стихи о духовной ране.

– Не будет ли разумнее, если о твоей ране ты, прежде всего, прочтёшь доктору? И потом, сейчас я занят: мы с внуком обсуждаем проблему становления мужчины.

Зив немного помолчал, а потом сказал:

– Гинат предлагает улететь с ней на Бермудские острова – там у неё достаточно старый отец с большой скотоводческой фермой.

– Отличная идея, – отозвался я. – В мире нет такого второго места, где бы раны заживали успешнее, чем на Бермудах.

– Правда?

Я опустил трубку и вернулся на кухню.

– Хочу стать взрослым, чтобы зарабатывать деньги, – сказал Дани.

– Станешь обязательно, – пообещал я. – В конце концов, все мальчики становятся взрослыми, правда, мужчинами – не все. Деньги – это не самое ценное. Время – дороже. Часто оказывается, что не у каждого мальчика вырастают выносливые ноги, крепкая спина и ответственные мозги. Приходится много и хорошенько потрудиться, прежде чем почувствуешь, что у тебя вполне появились выносливые ноги, крепкая спина и ответственные мозги. Перед смертью мой отец взял с меня слово, что я постараюсь прожить жизнь как настоящий мужчина, и теперь, когда у меня есть ты, надеюсь, что выносливые ноги, крепкая спина и ответственные мозги со временем появятся и у тебя.

Дани оставил цыплёнка и задумчиво проговорил:

– Что если мне не удастся стать мужчиной?

– Тогда это станет несчастьем. Для меня это стало бы большим несчастьем.

– Я не хочу, чтобы ты стал несчастным.

– Пожалуйста, не хоти!

– Я попытаюсь стать мужчиной.

– Сделай это! Только не торопись. Такое требует времени… – заметил я и вдруг расстроился, подумав, что увидеть Дани мужчиной, скорее всего, не успею, но в следующую минуту успокоился, подумав, что если стать мужчиной у Дани не получится, то хорошо, что этого я не увижу.

– Клянусь, я стану мужчиной! – сказал Дани.

Я внимательно посмотрел на внука и подумал: «Если так, то моя жизнь, возможно, повторится…»

– Постараюсь! – добавил Дани.

Я показал большой палец.

– Смелее, внук. От жизни не отворачивайся. Другой всё равно не бывает…

Дани ухмыльнулся:

– А от своей любви?

Я предпочёл промолчать.

– Мама говорит, что любовь – это мутный процесс и, спотыкаясь о своё прошлое, люди буксуют в настоящем, а в будущем они, будто в трясине, застревают.

– Так говорит твоя мама?

– Да, а что?

Я пожал плечами.

– Моей маме несладко, да?

– Кисловато.

– А это правда, что от любви умирают?

– Не обязательно. Сегодня лечатся от многого…

Сложив два пальца буквой «V», Дани прокричал:

– Yes!

Снова телефон.

В трубку дышали. Дышали – только и всего.

– В трубке послышалось лишь дыхание, – сказал я, вернувшись на кухню.

– Перегрузки на линии, – пояснил внук и спросил: – А ты проживёшь долго?