На пороге войны - [41]

— Теперь все ясно. Завтра мы отольем такой же слиток, но без церковных свечей и, конечно, без молитвы.

Я видел, что даже некоторые молодые рабочие смотрели на меня с недоверием.

Старый мастер насупился и решительно произнес:

— Без свечей, без веры ничего не получится, зря только деньги переводить будете.

На следующий день у изложницы стояли те же люди. Пришел и старый «чудотворец». Он гневно смотрел в мою сторону. Я занял место, на котором вчера стоял он. Крановщику дан сигнал, и ковш с жидким металлом опустился над изложницей. Как только расплавленный металл полился в изложницу, я стал бросать в нее кусочки стеарина. До конца смены я ощущал какую-то зловещую напряженность. Со мной не разговаривали.

Но вот наконец вынули слиток. Поверхность его была такой же серебристой, как и у предыдущего, отлитого старым мастером. На ровной чистой поверхности не было ни одного дефекта.

Рабочие стали громко шутить:

— А без боженьки-то такой же слиток отлили, дед!

Мастера постарше сердито выговаривали вчерашнему «чародею»:

— Ну и хорош, дед! Ведь знал же, в чем дело, зачем же голову нам было морочить? К чему это боженьку-то привлек?

Вечером в заводском клубе я сделал небольшой доклад, объяснив, в чем же «святой секрет» отливки. Все было очень просто. При отливке крупного слитка процесс заполнения изложницы жидким металлом идет долго. За это время на поверхности металла образуется корочка окислов. По мере заполнения изложницы эта корочка, плавая на поверхности жидкой стали, касается стенок, что и ведет к образованию грязной неровной поверхности слитка. Когда же в изложницу забрасывается воск или стеарин, то они, сгорая за счет кислорода воздуха, предохраняют металл от окисления. Разливка стали, таким образом, происходит в атмосфере, не содержащей свободного кислорода. Корочка окислов в этом случае образуется небольшая. Если же стеарин или воск бросать к стенкам изложницы, то газообразными продуктами окисления стеарина или воска эта корочка будет отгоняться от стенок, что и создает необходимые условия получения качественного слитка.

Доклад слушали очень внимательно. Один из старых рабочих после доклада, смущаясь, признался:

— Вначале я даже оробел, поверил, что все дело в молитве и церковных свечах. А почему? Непонятно было. А когда непонятно, то и в черта и бога поверишь. А у нас как? Вместо того чтобы объяснить, кричать начали, бракоделами обзывать, а объяснить никто толком не сумел. Теперь я сам какой хочешь слиток отолью. Вот тебе и святое дело!

Ко мне подошел секретарь партийной организации, он был очень доволен:

— Надо было меня все-таки посвятить в ваш план. Если бы я знал, что вы хотите провести антирелигиозную пропаганду, разве стал бы с вами спорить.

— А сам-то я разве знал, в чем дело?

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись.

Я не ожидал, что вся эта история выльется в убедительную антирелигиозную пропаганду. Да в то время мне и думать об этом некогда было — необходимо было срочно разобраться в причинах неудачи с отливкой первого слитка. Победа была двойной, теперь было очевидно, что завод овладеет новой технологией отливки стали. Рабочие поверили в силу человеческого разума.

А нельзя ли проще?

Помимо броневой стали заводам главка приходилось готовить много других сортов. В частности, на Южном заводе производилась листовая сталь для корпусов строящихся судов. Технические требования к такой стали были очень высокими. Необходимо было обеспечить большую прочность при небольшой толщине листов. На некоторые сорта были установлены только минусовые допуски, причем такие малые, что стальные листы высокого качества, превышавшие толщину хотя бы на полмиллиметра, браковались. Это был не брак в обычном понимании этого слова. Стальные листы превышали по всем прочим показателям обычную углеродную сталь и с успехом использовались всеми потребителями. К директору обращались многие наркоматы и ведомства и просили отгрузить им «тот металл, что для судов не подходит». И завод отгружал. Но основной заказчик, судостроители, страдали. Кроме того, Южный завод нес большие убытки, так как металл высокого качества шел по цене простой углеродистой стали.

Тевосян как-то вызвал меня к себе и сказал:

— Надо тебе самому ехать на завод и досконально разобраться, в чем там дело. Прими все необходимые меры, чтобы наладить производство этого листа.

Тевосян вспомнил практику на заводах Круппа.

— Почему же у них получалось, а у нас не выходит. Технические условия ведь те же самые? Проверь, какая система премирования установлена для этой категории работников. Если нужно ее изменить — меняй.

— А если эту систему ты сам устанавливал?

— Ну и что же, отмени и то, что я утверждал, потом это оформим приказом по наркомату. Ты же помнишь, кстати, как у Круппа оплачивались прокатчики при выполнении сложных заказов?

— Помню, там платили за каждый принятый лист. Бригада делила заработанное за смену между отдельными членами бригады в соответствии с участием в выполнении заказа каждого.

У Круппа были введены коэффициенты для распределения заработка. Наивысший коэффициент имел мастер. Я как-то спросил одного из прокатчиков, сколько он вчера заработал. Он сказал: «Немного, двенадцать марок, а сегодня у меня, вероятно, будет шестнадцать с половиной. Заработок очень легко подсчитать. Каждый из нас знает, сколько он получит за принятый лист. Сколько листов у меня принято — я знаю, а сколько до конца смены прокатаю, нетрудно определить. Так что я точно могу подсчитать, сколько я сегодня заработаю».