На пороге великих тайн - [28]

Когда мы проезжали через кишлаки, мальчишки-узбеки стайками бежали вокруг нашего каравана и кричали:

— Сакал, сакал…[14]

Караван спускался все ниже, навстречу теплу, хлопковым полям и виноградникам. Мы уходили от осени к лету.

А в горах осень уже наступила. Пожелтела листва тополей и мохнатые кроны платанов. Все чаще моросил дождь. Тучи серовато-белым занавесом закрывали гребни хребтов.

Нам казалось, что не может быть и речи о вторичной поездке на Эс-Гардан. Мы с Сережкой про себя, а Нина с Ольгой вслух мечтали только о возвращении в Ленинград.

До кишлака Брич-Мулла, где находилась база партии, мы добрались поздно вечером, смертельно усталые, и тотчас завалились спать.

А ночью случилось происшествие, которое перечеркнуло все наши планы: Ольгу укусил скорпион. Ольгин крик поднял всех на ноги. Пока разобрались в случившемся и нашли виновника, укушенная нога сильно распухла, а место укуса потемнело. Остаток ночи, конечно, прошел без сна. У Ольги начался жар, от боли она потеряла сознание. Больницы в Брич-Мулле тогда еще не было. Лечить пострадавшую принялся сам Пахарев. Когда на следующий день с одного из соседних рудников приехал врач, Ольге было уже лучше. Врач уверил, что большой опасности нет, однако предупредил, что больной придется полежать в постели не меньше недели. Оставить Ольгу в Брич-Мулле одну и возвращаться в Ленинград втроем мы, разумеется, не могли. Предстояло провести на базе еще неделю.

Вечером, когда мы сидели у постели Ольги, зашел Пахарев. Спросив о здоровье больной, он присел на табурет и задумался. В комнате стало тихо, только изредка потрескивала свеча да со двора доносился мерный шум воды в арыке.

Николай Петрович вдруг вздохнул и сказал, ни на кого не глядя:

— Я завтра еду в Эс-Гардан. Возьму с собой Муссолина. Вернусь дней через восемь. Оля к тому времени встанет…

Дело принимало неожиданный оборот.

— А к-как же м-мы? — чуть заикаясь, спросил Сергей. Он всегда немного заикался, когда бывал озадачен.

— Можете возвращаться в институт. Оля останется под присмотром врача. В Ленинград мы с ней поедем вместе.

— Нет, Николай Петрович, — решительно возразила Нина. — Мы Ольгу одну не бросим. Я во всяком случае останусь с ней и дождусь вашего возвращения из Эс-Гардана.

— Великолепно, Нина Сергеевна, — сказал Пахарев, в первый раз называя Нину по имени и отчеству. — Очень рад вашему решению. Значит, через десять дней мы едем в Ленинград втроем.

Сергей громко засопел, что служило у него признаком величайшего волнения. Пахарев встал. Сергей тоже вскочил.

— Николай Петрович, может, и м-меня возьмете в Эс-Гардан? — нерешительно пробормотал он, теребя бороду.

— Едем, — просто сказал Пахарев и мельком глянул в мою сторону.

— А мне можно? — спросил я, грозя кулаком Сергею, что тот опередил меня.

Пахарев улыбнулся:

— Я так и думал. Вы все настоящие геологи. Четыре коллектора — это очень хорошо…

На следующее утро наш маленький караван выступил.

Чтобы сократить путь, мы пошли напрямик, через перевал Шартуз.

Вечером пришли в кишлак, в котором жил старый Насредин Давлят. Здесь узнали печальные вести. Старый Насредин умер, а маленький чабан давно уехал учиться в Ташкент. Снова предстояло искать месторождение почти вслепую.

В сыром осеннем тумане мы перевалили через Шар-туз и спустились в верховья Эс-Гардана.

Пустынная долина встретила дождем и ветром. Два дня и две ночи мы мерзли и мокли в палатках. Наконец дождь перестал. Можно было приступить к работе. Погода оставалась пасмурной и холодной. Целый день мы лазали по мокрым скалам и осыпям и вечером вернулись ни с чем.

Прошло еще несколько дней. Временами проглядывало солнце, но становилось все холоднее, а по ночам граница снега спускалась все ниже и постепенно приближалась к палаткам. Пора было возвращаться.

— Завтра последний маршрут, — сказал вечером Пахарев, — послезавтра — домой.

Из последнего маршрута я принес только большого улара[15], который так отяжелел от жира, что не мог быстро бегать. Я убил его, метнув молоток.

Пахарев был уже в лагере. По его виду я понял, что и он в этот последний день не нашел ничего.

Муссолин, ухмыляясь и причмокивая от удовольствия, начал ощипывать принесенную птицу.

— Если и Сергей вернется ни с чем, значит, окончательно проиграли, — сердито сказал Николай Петрович, окидывая взглядом крутые голые склоны, окружавшие лагерь. — И все из-за того, что четыре года назад я не сумел пробраться сюда с мальчишкой, который нашел этот камень.

Пахарев подбросил на ладони кусочек серого кварца, испещренный мелкими коричневыми клинышками.

Начало темнеть. Сергея не было. Пахарев все беспокойнее посматривал по сторонам. Я тоже часто оглядывал склон, на котором должен был появиться Сергей. Наконец высоко над лагерем я заметил маленькую фигурку, медленно спускавшуюся вниз. Указал на нее Пахареву. Николай Петрович сразу же схватился за бинокль и обрадованно сказал:

— Он…

— Ого-го, Сергей, спускайся скорей, обед остывает! — громко закричал я, хотя Сергей был еще так далеко, что едва ли мог меня слышать.

Сергей вдруг остановился, некоторое время стоял неподвижно, потом взмахнул рукой и огромными скачками понесся вниз по склону. Миновав пологий задернованный скат, он прыгнул на осыпь и, увлекая за собой потоки мелкого щебня, помчался еще стремительнее.