На полпути к себе... - [70]
Пауза становилась уже неловкой. Чтобы прервать ее, Юна спросила:
— Значит, это вы?
— Значит, это я, — ответил Новиков. — Ефросинье я на всю жизнь благодарен…
— А осколок в легком сидит?
— Ну и память! — удивился он.
— Я только сейчас вспомнила об осколке, — Юна немного смутилась. — Как и об остальном, — сказала она. — А вы сегодня где-нибудь празднуете? Если нет, приходите к нам, вернее, к Евгении Петровне, — и она указала на Рождественскую. — Тетя Женя наша бывшая соседка. Я как-то вас и не познакомила. Мы вместе в подвале жили. Мы всегда у нее празднуем этот день. Никого чужих, своя семья. Правда, мой муж в командировке, — Юна умолкла.
— Спасибо. Но сегодня у меня собираются однополчане, так что покинуть их не смогу. Может быть, наоборот, вы придете ко мне?
Юна всеми фибрами души ощутила — необходимо встретиться с людьми, которые могли знать ее маму. Преклониться перед ними и даже, может быть, «очиститься» перед памятью Фроси.
И она приняла приглашение Новикова, взяла его адрес. Иван уехал около двух недель назад в командировку и должен был вернуться к началу июня.
На встречу с фронтовиками Юна захотела принести фотографии и награды Фроси. Их надо было еще разыскать в новой квартире, где они жили с Иваном уже пятый год.
Еще несколько лет назад, живя в коммуналке, Юна не обратила внимания на исчезновение футляра от патефона с документами. Некоторое время он красовался на шкафу. Но Иван часто ворчал, что футляр нарушает «общую красивость» в комнате, и в скором времени содержимое футляра было разложено по пакетам и спрятано в тахту. Сам же футляр выброшен за ненадобностью.
В новой квартире пакеты с документами Фроси и ее наградами лежали на антресолях, засунутые то ли в коробки, то ли в драный чемодан с ненужными вещами, которые были завалены поломанными стульями, полками, принесенными невесть откуда Иваном. Там же, на антресолях, лежали какие-то железки, резиновый шланг, канистра, провода. Все это ему, как он говорил, было необходимо. Хотел навести на антресолях порядок, да так и не собрался — руки не дошли.
Юна нередко говорила себе, что пора это барахло оттуда выкинуть, найти пакеты, отыскать фотографии Фроси, увеличить их и повесить в рамках над столом. Ведь фотографии свекрови давно и прочно заняли свое место в квартире.
И на этот раз она до антресолей не добралась. А когда собралась идти к Новикову, сообразила, что осталась и без цветов, которые предполагала купить, да не успела.
У Новикова собралось шесть человек однополчан. Когда Юна вошла, некоторые из них беседовали, предаваясь воспоминаниям, другие рассматривали фотографии своей юности и нынешних дней.
— Ребята, — сказал Вадим Константинович, — это дочь Фроси Ребковой. — Юна. Она… За мать сегодня с нами.
Юну сжала в объятиях седая, но еще моложавая женщина:
— Фросина дочь! Какая же ты большая, доча!
Слезы потекли по щекам Юны. Она так давно не слышала этого ласкового слова! Они сели рядом с Софьей Иосифовной — так звали седую женщину, — и та стала разглядывать Юну, будто пыталась найти знакомые черты…
— Мы с мамой твоей многих ребят, раненых, из боя вытаскивали! — она кивнула на фронтовиков. — Помню, в минуту передыха Фрося мне говорила: «Знаешь, Сонюшка, я ведь счастливая. У меня дочь растет, ей пятый год пошел. А имя знаешь какое у нее красивое? Юнона, почти что Юность. Правда красивое?» Тогда я все диву давалась — откуда у нее может быть дочь такая большая? Самой ведь только восемнадцать исполнилось! Я была-то старше, мне вот-вот двадцать должно было стукнуть.
Потом ребята объяснили, что спасла Фрося тебя. Помню, письмо придет из детдома, она, радостная, бежит к нам, вся как светится. «Доча письмо прислала!» Тебя так у нас и звали — «Доча». Потом контузило меня в конце сорок четвертого — и демобилизовали. А Фросю я так и потеряла. Замуж-то она вышла?
— Вдовой она была. — Почему Юна так ответила? Может быть, только сейчас она ощутила, что ее мама и правда осталась вдовой, несшей свою вдовью печаль до конца жизни…
— Счастливая, — вздохнув, проговорила Софья Иосифовна. — А я даже этого не испытала. Замуж не выходила. Кого любила — не получилось. За нелюбимого не хотела. Свои принципы были. Теперь жалею, что со своими принципами… — Она немного замялась, а потом продолжила: — Ребенка не родила! После войны работала и училась без отрыва. Да ты и сама, наверно, помнишь, какая после войны была полуголодная жизнь. Потом бытовые трудности, так что и влюбиться-то было некогда. Институт закончила в тридцать семь лет. Оглянулась, а для меня никого и не осталось. Только мужья чужие да молодежь, в дети годятся. А в сорок пять обзавелась отдельной квартирой. Поняла: какое же это несчастье — одиночество! Но в то же время думала всегда, что лучше быть одной, чем жить с корыстным эгоистом, с пьяницей или бабником…
«А что толку быть замужем? — подумала про себя Юна. — Я вот замужем, а у меня одиночество вдвоем! Порой даже кажется, что с тех пор, как умерла мама…»
— А помнишь, какие у Фроси были красивые волосы? — прервал мысли Юны полковник Барков, вся грудь в орденах, склонившийся к Софье Иосифовне. — Мы все ее волосами любовались. Они и сейчас у меня перед глазами. Как-то я спросил Фросю: «Трудно ведь на войне с волосами управляться?» А она в ответ с улыбкой: «Чево управляться? Зато радости-то зараз сколько. Смотрят же товарищи бойцы на мои волосы, и, може, им война не такой тяжкой становится. Раз дивчина в таких волосах. Ну а война кончится. Приду домой и моей доче обязательно косы сращу. Во́ красавица буде!» — и показала мне большой палец.
История еврейской девочки-москвички с послевоенных времен и до наших дней. Взрослея, она попадает в ситуации, приводящие ее к людям из разных слоев общества – как к элите, так и к бандитам. На этом пути она ищет себя и свое место в жизни.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».
В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.