На полпути - [12]

За дальнейшим ходом выборов Дани едва следил. Он слышал имена кандидатов, машинально поднимал вместе с другими руку, но из головы его тут же испарялись прозвучавшие в зале имена. Лишь одно он отметил, что Ференца Мока пока еще не назвали.

Его и вообще не назвали.

Ференц Мок был одним из тех общественных деятелей, о которых Дани так нелестно отозвался в разговоре с бригадиром агитаторов: он с сорок пятого занимал видное место и всегда держал нос по ветру. Дани не знал близко Ференца Мока и ему подобных, и поэтому его отзыв был несколько обобщенным. Приблизительно такой же отзыв дал о нем Ференц Мок. Но Ференц Мок в течение последних тринадцати лет проводил довольно твердую линию. С пятидесятого по пятьдесят третий год он был председателем сельсовета и как председатель сельсовета — «лучшим заготовителем в районе». В пятьдесят третьем году за превышение власти при заготовках — за которые он получил так много дипломов — его сместили. Потом на двухстах хольдах резервной государственной земли в усадьбе, отобранной у госпожи Регины, он организовал кооператив. В нем работали семнадцать человек, и они добились прекрасных результатов. В пятьдесят шестом году крестьяне, бывшие арендаторы этих земель, разгромили кооператив. С тех пор Ференц Мок был бессменным секретарем сельской парторганизации.

При каждом новом имени кандидата в члены правления кооператива худое, изможденное лицо Ференца Мока все больше бледнело. До конца собрания не терял он надежды. Но последним прозвучало имя Антала Касы, и Ференцу Моку больше не на что было надеяться.

Его никуда не выбрали. Это было для него страшным разочарованием и позором.

Неужели никто из коммунистов или членов прежнего кооператива не вспомнил, что здесь сидит он, Ференц Мок, человек с большим производственным опытом?

После собрания, когда вновь избранное правление с трудом разместилось в одной из комнат сельсовета, которую тут же торжественно нарекли конторой сельскохозяйственного кооператива «Новая жизнь», Ференц Мок со смущенной улыбкой обратился к секретарю райкома партии:

— Товарищ Драхош, я ничего не имею против демократических выборов, но такой демократизм — все-таки крайность.

Искреннее удивление отобразилось на гладком, упитанном лице Драхоша, который производил бы впечатление сытого обывателя, если бы не его припухшие от усталости нижние веки и белки глаз, покрытые густой сетью красных прожилок.

— Почему?

Ференц Мок кисло улыбнулся:

— А вы знаете членов правления?

— Пока еще нет. Но вы их выбирали и, стало быть, знаете. Достаточно хорошо знаете. Деревня — лучший кадровик.

— Среди них только один коммунист.

— Со временем будет больше, — убежденно ответил Драхош.

— Среди них нет ни одного человека с опытом работы в большом хозяйстве.

Драхош взглянул на глубоко расстроенного Ференца Мока и вдруг прищелкнул пальцами.

— Ах да, ведь у вас здесь был раньше кооператив.

— Был. И неплохой. Я говорю это не в похвалу себе. Но чего может добиться самый хороший председатель, если члены кооператива не желают работать? Хотя не нам судить о прежних заслугах, — заключил Ференц Мок, махнув безнадежно рукой.

— Почему, товарищ Мок, вы проявляете такое нетерпение? Во-первых, вы как секретарь сельской парторганизации будете принимать участие в заседаниях правления. Во-вторых, должность председателя кооператива — не теплое местечко для пенсионера. Отнюдь нет. Это сито. Кто не подходит, отсеивается. Потом его сменяют другие.

— Но пока он отсеется, сколько бед натворит! А этого можно избежать при более тщательном подборе кадров… Ведь и коммунистов с девятнадцатого года отстраняли в сорок пятом году.

Драхош сразу вспомнил историю здешнего маленького кооператива. Действительно, он был неплохим. Если бы в пятьдесят шестом году его не разогнали, сейчас он славился бы на всю страну. Но в том была заслуга не Ференца Мока, а его дочери. Она была тогда восемнадцатилетней девчонкой; маленькая блондинка, с такой тонкой кожей, что, казалось, сквозь нее просвечивают все жилки, но голубые глаза девушки сверкали решимостью, а очертания рта выражали твердую волю — очертания рта никогда не обманывают, — и поэтому с трудом верилось, что ей всего восемнадцать лет и она недавно окончила техникум. Он вспомнил, что благодаря хорошей характеристике ее хотели направить на опытную станцию, но девушка — как же ее все называли, подождите, Мок Анна, Моканна, Мока, да ее называли ласково Мокой — отказалась от многообещающего предложения. «Я поеду домой в деревню, — сказала она. — У отца плохой кооператив, попробую наладить там дело. Буду учиться заочно в университете». — «В таком случае мы зачислим вас также на должность районного агронома, иначе мы не сможем платить вам зарплату». — «Я не согласна, — решительно возразила Мока. — Не могу же я одновременно скакать верхом на двух, точнее говоря, на трех конях. Кроме того, в кооперативе мне будут идти трудодни…» Куда же девалась эта девушка, когда ей перестали идти трудодни, потому что уже не было кооператива?

— Товарищ Мок, где теперь ваша дочка?

— Работает в одном альфёльдском госхозе. А что? — спросил с удивлением Ференц Мок.