На перепутье миров - [5]
Тоня была совершенно беззубой, но почему-то не любила шоколадные конфеты и всякие мягкие печеные штучки, которыми ее частенько угощали, а с наслаждением жевала слабыми деснами крепкие карамельки или «грызла» семечки.
Когда к кому-то из больных приходили посетители, Тоня неизменно выглядывала из-за дверей и робко просила:
— Дайте немножко мелочишки постоянному жителю. Или сахарку, или вареньица, или чайку. Или хоть что там у вас есть.
Обычно люди, поковырявшись в карманах, всегда находили там несколько монет и благодушно отдавали их Тоне. Но если все-таки ей ничего не давали, она, как только открывалась дверь, выскакивала в коридор, быстро хватала со стола то, что там лежало: продукты ли, сумка ли, или просто какие-нибудь снятые посетителями шарф или шапка и торопливо бежала в свою палату. Как правило, санитары быстренько ее вылавливали и украденное безжалостно отбирали. Но это Тоню никогда не останавливало, и в следующий раз она снова пыталась «разбудить в людях совесть»:
— Дайте мелочишки коренному населению. Или хоть чего-нибудь…
После произошедшего уснуть Алекс никак не удавалось. Да еще этот ужасный вой из наблюдательной палаты!
— Суки, мрази, сволочи! — неизвестно на кого кричала одна, — Ненавижу! Хоть бы вы все сдохли!
— Мужика мне! — вопила другая, — дайте мне хоть одного мужика. Или хотя бы двух. Больше не могу, А-А-А…
— Комсомольцы-добровольцы, мы за родину честь отдадим, сквозь огонь мы пройдем, если нужно, а сейчас на кроватях лежим… — бессовестно переврав слова известной советской песни, выводила третья.
— А-а-а, у-у-у, ы-ы-ы, — просто подвывала остальным еще одна дурочка.
Но вот, несмотря на шум, снотворное стало-таки одолевать уставшую женщину, и Алекс начала потихоньку погружаться в сон. И тут… В ее сумке снова что-то зашуршало. Медленно повернувшись, Алекс увидела возле своих вещей довольную Тоню. Та уже вытащила сухари, а теперь начала выуживать из сумки пачку сигарет.
— Ах, ты, крысятина, ну, напросилась! — Алекс вскочила и начала избивать воровку руками и ногами.
Еще в детстве она занималась в секции карате, у девочки были блестящие перспективы в этом виде спорта, но болезнь «убила» все виды на будущее. Однако приобретенные сила и умение никуда не делись, и теперь покалечить кого-нибудь было для Алекс проще простого. Одним ударом она могла легко сбить с ног не только крепкую женщину, а и здоровенного мужика. Конечно, под действием психотропных препаратов, сила и реакция уменьшились вдвое, но для изможденной тощей тетки и этого вполне хватило.
— О-е-ей, а-я-яй! — нечеловеческим голосом завопила вновь улетевшая через кровати Тонька, — Убивают! Убивают ни за что! Спасите! Помогите! Люди добрые!
На этот раз выяснениями отношений дело не обошлось, и, с помощью прибежавших с мужского крыла под присмотром санитара пятерых дюжих психов, Алекс была крепко-накрепко скручена и привязана к кровати в наблюдательной палате. Пока шла экзекуция, все другие привязанные и шумящие до этого больные почему-то сразу примолкли.
Все внутри женщины бушевало от такой несправедливости, но сопротивляться и что-то доказывать она уже не могла. Веревки больно стягивали ее запястья, стопы ног. И даже шею ей умудрились прикрутить к спинке кровати. Дышать было тяжело.
— Суки паршивые, — негромко бормоча, Алекс попыталась вытащить из-под узлов хотя бы руки. Веревки никак не поддавались. Начала крутить ногами. Все бесполезно. Казалось, она была прикована к кровати намертво. Как назло, острый приступ болезни после первых же уколов быстро отступил, и теперь голова соображала все, что происходило вокруг в полной мере.
— Эх, гады, постарались на совесть. Боитесь меня, сволочи. Бойтесь, я вам еще устрою веселенькую жизнь.
Часа два она лежала спокойно и даже вздремнула немного. Но потом, чувствуя, как, медленно отекая, немеют ее конечности, она начала потихоньку издавать звуки.
— Отвяжите меня, пожалуйста, — после негромких стонов едва слышно крикнула она, ей было наплевать на то, что приходилось идти на унижения. Уж больно в жалком она оказалась положении. Руки, ноги скованы, да еще эта веревка на шее. Она душила Алекс, перекрывала дыхание, сдавливала кровеносные сосуды. Но почему-то никто не появился на ее жалобный возглас, видимо, все крепко спали, а громче крикнуть мешал «хомут».
— Позовите, пожалуйста, медсестру, пусть она меня отвяжет, — обратилась она к женщине лежащей напротив. Та все это время не спала и ни на секунду не отводила от пленницы любопытного взгляда. Но заговорить не пыталась, просто лежала и молча смотрела.
— Заткнись, а то щас как дам! — взгляд больной неожиданно стал презрительно-злым, — я с тобой была в санатории пять лет назад, ты мне тогда нос сломала.
— Да не была я ни в каких санаториях, — у Алекс даже не было сил злиться и сопротивляться подобным наговорам, — ты ошиблась, поверь. Пожалуйста, позови кого-нибудь. Я задыхаюсь.
— Нет, это была ты. Я тебя хорошо запомнила. Тебя зовут Света.
— Да никакая я не Света. Меня зовут Александра. В санатории я с тобой не была. Я вообще никогда в жизни не была ни в каких санаториях. Ты перепутала.
Эссе и публицистика разных лет, основанные на реальных событиях, а также детские рассказы по мотивам жизни автора и членов ее семьи.
Основную часть сборника занимают стихи, наполненные душевными переживаниями автора. А для создания позитивного настроя добавлена пейзажная лирика и поэма по мотивам мифов Древней Греции.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.