На переломе - [37]

К началу операции нам нужно было иметь около 3 миллионов снарядов и мин только на одном нашем фронте! А ведь в окружении и уничтожении вражеской группировки принимали участие войска еще двух фронтов…

Иной читатель, пожалуй, задаст вопрос: а что, 3 миллиона снарядов — это очень много? Отвечу сравнением: к началу наступления на трех фронтах было сосредоточено не менее 8 миллионов снарядов и мин, а во всей царской армии к началу первой мировой войны имелось в наличии только немногим более 7 миллионов снарядов всех калибров. Думаю, что эти цифры не нуждаются в комментариях.

…За два дня до начала наступления я закончил проверку готовности артиллерии к операции и вернулся в штаб фронта. Нужно было вместе с командующим и начальником штаба фронта решить некоторые важные вопросы. Пристрелка и последние уточнения планов наступления в то время возлагались на командующих артиллерией армий. Начальники отделов штаба артиллерии фронта со своими помощниками остались в войсках.

Казалось, было сделано все необходимое для успеха операции. Но, находясь последние два дня в штабе фронта, я никак не мог избавиться от беспокойных мыслей, хотя и был уверен, что командующие артиллерией армий, дивизий, а также офицеры штаба артиллерии фронта сделают все, что от них требуется.

К вечеру 18 ноября с наблюдательного пункта приехал Левит и коротко доложил — все, что нужно, сделано. От сердца немного отлегло. Мне предстояло провести последнюю тревожную ночь.

ОГНЕННОЕ КОЛЬЦО

1

И вот настал долгожданный день, к которому мы так тщательно готовились. Тогда никто не предполагал, что он будет вписан яркой страницей в летопись Великой Отечественной войны, а дата эта станет знаменательной и особенно дорогой нам, артиллеристам.

Трудно сказать, как спалось кому-нибудь в штабе фронта в ту ночь, но задолго до рассвета все были уже на ногах. Выезд на наблюдательный пункт был назначен на 5 часов 30 минут. Предстояло проехать 110–120 километров.

Минут за десять до назначенного срока мы собрались близ домика командующего у машин. Их было пять или шесть, точно не помню. С Рокоссовским на наблюдательный пункт выезжали: командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко, командующий бронетанковыми войсками Г. Н. Орел, начальник инженерных войск А. И. Прошляков, я и группа офицеров оперативного и разведывательного отделов штаба фронта. Когда вышел командующий и, поздоровавшись, спросил, кто поведет колонну, я предложил Левита, который только накануне приехал с наблюдательного пункта и лучше всех знал дорогу. Рокоссовский одобрил мой выбор.

Прозвучала негромкая команда: «По машинам!» Пока все рассаживались по местам, Левит успел выехать на своем виллисе в голову колонны и, наполовину высунувшись из открытой машины, ждал знака командующего. Рокоссовский, да и все мы любили быструю езду, и наш проводник это хорошо знал. Машины, соблюдая дистанцию, понеслись по хорошо укатанной снежной дороге. Стрелка спидометра на моей машине подбиралась к 60 милям.

Туман густой пеленой застилал местность. Видимость была очень плохая, и это меня беспокоило. Если к началу артиллерийской подготовки туман не рассеется, то многое в наших планах будет нарушено. Авиация не сможет подняться в воздух из-за нелетной погоды, и тогда вся тяжесть обеспечения прорыва ляжет на артиллеристов.

Но и для артиллерии туман был плохим союзником. Ведь предусматривалось разрушить большое количество оборонительных сооружений в ближайшей глубине обороны противника. Для этого нужно хорошо наблюдать цели. Только тогда можно было рассчитывать на успех. Не случайно старые артиллеристы говорили: «Не вижу — не стреляю». Скоро я понял, что надеяться на улучшение погоды бессмысленно. Мы не проехали и трети пути, как повалил крупными хлопьями снег. Однако до приезда на наблюдательный пункт нельзя было принимать конкретные решения, и я наблюдал за дорогой и окружающей степью, которая быстро покрывалась пушистым белым ковром.

Первый час пути пролетел быстро. Мы приближались к Дону. Дорога начала петлять, но машины неслись вперед, не снижая скорости. На поворотах периодически я видел головную машину своего разведчика. Он часто оглядывался. Я подумал, что ему и его шоферу несладко приходится в открытой машине. Мы сидели в виллисах, подготовленных к зиме: их покрыли кузовами с дверками. А вот нашему «штурману» доставалось. Его машина только сверху была покрыта легким брезентом, а с боков ее продувал холодный ветер. Хорошо, что наши офицеры уже достаточно закалились и притерпелись к неудобствам фронтовой жизни!

Время бежало. Мы уже проскочили знакомые населенные пункты Зимовский и Лебяжий. По моим расчетам, вот-вот должны были проехать Коловертинский, а оттуда до наблюдательного пункта оставалось не более 15 минут езды. Но никаких признаков населенного пункта не было и в помине. Я начал с беспокойством следить за головной машиной. Она по-прежнему, не снижая скорости, неслась вперед, но проводник наш чаще, чем раньше, высовывался из машины, причем меньше следил за нами, а больше посматривал по сторонам. Я заподозрил неладное. Не заблудился ли он? Вообще очень опасно бывает сбиться с пути на фронтовых дорогах, да еще недалеко от переднего края. Того и гляди заедешь к противнику. Такое случалось во время войны. Но в данном случае подобная неприятность исключалась. Нас надежно страховал от этого начинавший замерзать Дон. Беспокоило другое: до начала артиллерийской подготовки оставалось 30 минут, а проводник наш явно стал плутать; доберемся ли мы за это время до наблюдательного пункта?