На переломе - [16]

Н. П. Сазонов, побывавший в Красной Поляне, рассказывал, как ликовали местные жители, которым посчастливилось очень быстро избавиться от оккупантов. Ликовали и наши пехотинцы, танкисты, артиллеристы, радуясь, что удалось отогнать врага подальше от родной Москвы и не позволить ему вести обстрел древнего Кремля.

В тот же день мне довелось вместе с К. К. Рокоссовским и А. А. Лобачевым вновь побывать в деревне Пешки, под Солнечногорском. Командующий фронтом приказал нашему командарму организовать там отпор врагу. Добираться до места пришлось кружными путями, так как далеко не все дороги были свободны от противника. Константин Константинович считал, что распоряжение фронта поступило слишком поздно, но ехал к Солнечногорску с большим желанием сделать все возможное, чтобы выполнить приказ.

Однако нам недолго пришлось быть в Пешках. Вскоре после нашего приезда противник начал обстреливать деревню, а затем на ее северной окраине появились вражеские танки. День клонился к концу. Из деревни мы выбирались огородами, потом спустились в неглубокую лощину, а оттуда пошли к оставленным невдалеке машинам.

Немцы открыли бешеную стрельбу трассирующими пулями. Кругом рвались снаряды. К. К. Рокоссовский шел впереди, то и дело приговаривая — Не отставать, держаться вместе… Если кого ранит, выносить на себе.

Он, как всегда, был спокоен, в его голосе не было ни тени тревоги. Мы благополучно добрались до своего штаба.

8

Хотя наши войска наносили врагу тяжелые потери, но под натиском превосходящих сил вынуждены были отходить к Москве. Войска 16-й армии сначала отступили на рубеж западного берега Истринского водохранилища и реки Истры, а затем на рубеж Новоселки, Клушино, Матушкино, Крюково, Нефедьево, Ленино.

С отходом наших войск к. Истре связано воспоминание об одном немаловажном случае. Это произошло после оставления нами Волоколамска. Командующий фронтом Жуков вызвал Рокоссовского в район Истры и предложил ему принять командование вновь создававшейся конной армией. Константин Константинович не хотел оставлять свою, полюбившуюся ему, 16-ю армию и высказал мнение, что командовать конной армией можно назначить кого-либо другого, а он согласен принять ее в свое оперативное подчинение. Командующего конной армией тогда так и не назначили, а ее уже сформированный штаб все же был подчинен Рокоссовскому. Командующий артиллерией этой армии полковник П. С. Семенов некоторое время исполнял роль моего заместителя.

Рокоссовский предложил командованию фронта свой план использования свежих кавалерийских соединений и некоторых танковых частей. Он считал необходимым расположить их во второй линии на рубеже Истринского водохранилища, создав таким образом глубину обороны на этом направлении. План этот не был принят. Кавалерийские и танковые части использовались для усиления войск 16-й армии. В результате такого решения рубеж Истринского водохранилища не был занят нашими частями, и при отходе соединений 16-й армии в ее тылу не оказалось войск, готовых оказать сопротивление. Поэтому противник сравнительно легко овладел этим рубежом.

Трудно, конечно, утверждать, но я убежден, что, если бы план Рокоссовского был тогда принят, вряд ли немцам удалось бы добиться такого успеха. И как знать, может быть, на этом направлении вся обстановка сложилась бы иначе… К счастью, отход на рубеж Крюково, Ленино был последним. К началу декабря враг обессилел.

Несмотря на непрерывные и тяжелые бои, наши войска нашли в себе достаточно сил продолжать активные действия. Части прославленной дивизии Панфилова 3 декабря начали бои за возвращение Крюково, которые в дальнейшем переросли в общее контрнаступление на всем фронте нашей армии. Организовать и осуществить контрнаступление было нелегко. В ноябрьских боях наши части очень поредели и устали. Наступление с решительными целями без помощи фронта и Ставки было немыслимо. И эта помощь пришла.

К первым числам декабря в составе нашей армии имелось довольно значительное количество войск: шесть стрелковых и одна кавалерийская дивизия, кавалерийский корпус, четыре танковые и четыре стрелковые бригады. Что же касается артиллерии, то ее у нас было больше, чем в любой армии, сражавшейся в те дни под Москвой: семь полков стрелковых дивизий и пятнадцать полков резерва Верховного Главнокомандования. Кроме того, армии было придано семь дивизионов реактивной артиллерии. Всего у нас насчитывалось более 900 орудий и минометов и 70 установок «катюш». Очень плохо обстояло дело только с зенитными средствами. У нас имелось всего два зенитных дивизиона.

К тому времени на наше направление прибыли из резерва Ставки 1-я ударная и 20-я армии, имевшие в своем составе новые, полнокровные соединения. Это предвещало важные перемены на фронте. Людей охватило воодушевление, все они горели одним желанием — наступать!

Командующий армией 6 декабря отдал приказ о переходе армии в общее наступление. В бой за Крюково вступили 17-я стрелковая, 1-я гвардейская танковая бригады, а потом и 44-я кавалерийская дивизия. Поддерживали их три артиллерийских полка, что позволило сосредоточить на одном километре фронта более 40 орудий и минометов. По тому времени это составляло значительную плотность артиллерии. Основной удар наносился двумя стрелковыми полками, наступавшими в два эшелона на километровом фронте.