На перехват! Летная книжка «сталинского сокола» - [8]

1941 г. Летчик 34-го иап младший лейтенант Н. Г. Щербина (22.08.44 — Герой Советского Союза)

1941 г. Летчик 34-го иап младший лейтенант А. Г. Лукьянов (04.03.42 — Герой Советского Союза )

Но подтверждений о падении этих самолетов на землю не было, и командир полка в донесении о каждом из них осторожно указал: «можно полагать самолет сбитым» . Тем не менее они официально учтены в числе 12 самолетов противника, сбитых в ту ночь летчиками 6-го иак. На следующий день Нарком обороны СССР И. В. Сталин объявил благодарность участникам отражения налета, и 25 июля многие из них были отмечены наградами. Николая Щербину и Анатолия Лукьянова наградили орденами Красного Знамени, а Михаила Трунова — Красной Звезды.

23 и 24 июля немцы повторили ночные налеты, и в каждом из них Лукьянов сбил еще по самолету противника соответственно в районе Апрелевки и Голицыно. Однако достоверных подтверждений вновь не было. Наконец, днем 16 августа около Подольска в результате его атаки немецкий бомбардировщик развалился в воздухе на глазах многочисленных «зрителей» на земле, и только один член экипажа смог покинуть его с парашютом.

После 22 июля боевые задания в летной книжке стали записываться как «барражирование над Москвой», а с 1 августа — «патрулирование над Москвой» . Вскоре командование решило выдвинуть часть истребительной авиации ПВО на запад для встречи бомбардировщиков противника на дальних подступах. В связи с этим одна эскадрилья 34-го полка под командованием старшего лейтенанта А. Н. Шокуна перебазировалась в Ржев:

4.08.41, МиГ-3. Перелет Внуково — Ржев, 1 полет, 55 минут.

Помимо этой записи в летной книжке сохранился листок из записной книжки отца:

«Ржев. Перелет 4.8.41… Н = 7.800…

1. Шокун

2. Лукин

3. Романов

4. Бубнов

5. Герасимов (ком)

6. Урвачёв

7. Бардин

8. Коробов

9. Зеленецкий»

Ю. И. Герасимов (ком) — старший политрук, комиссар эскадрильи.

Через два месяца трое из этих летчиков погибнут в воздушных боях, еще один в ноябре будет тяжело ранен и попадет в плен. Но об этом рассказ впереди, а пока все они приступили к выполнению заданий, о которых отец записал: «Наша эскадрилья, базируясь на аэродроме Ржев, атаковала группы бомбардировщиков, идущих на Москву, и перехватывала разведчиков (в светлое время). Она первая начала выполнять задачи фронтовой авиации — прикрытие войск, сопровождение СБ (бомбардировщики) и штурмовиков, разведка».

Через неделю, в течение которой ежедневные вылеты на патрулирование, — первый вылет на перехват противника:

10.08.41, МиГ-3. Перехват противника, 2 полета, 50 минут.

Еще через три дня — четыре боевых вылета и первый воздушный бой:

14.08.41, МиГ-3. Патрулирование (зачеркнуто) воздушный бой, 3 полета, 2 часа 06 минут;

14.08.41, МиГ-3. Перехват противника, 1 полет, 34 минуты.

Однажды на мой вопрос: «Помнишь ли свой первый воздушный бой?» — отец рассказал: «Многое забылось, но первый бой помню в деталях. Я в тот день был в дежурном звене, в готовности № 1, то есть сидел в кабине своего МиГа, готовый вылететь по первому сигналу с командного пункта (КП).

Ночи были уже прохладные, а я заступил на дежурство с рассветом, в одной гимнастерке. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолета):

— Командир, смотри!

Над аэродромом на высоте 600–800 м кружила пара «Мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолет, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.

Боевая пара «Мессершмиттов-109»

Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолета появился Шокун, который зло бросил:

— Ты что сидишь, не видишь?

— Так это не наши цели!

— Взлететь и отогнать. Это приказ!

Он развернулся и, не оглядываясь, пошел в сторону КП, откуда сигнал на вылет дежурному летчику обычно давался ракетой. А тут командир, видимо, чтобы не демаскировать себя ракетой, сам прибежал на стоянку. Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости.

— Командир, если что случится, под трибунал пойду, но ему этого не прощу!

— Спасибо, утешил. Давай к запуску.

Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Для этого надо было выкатиться из капонира, вырулить на старт, а затем — разбег по прямой. После отрыва, пока нет высоты и скорости, самолет не может маневрировать и какое-то время также должен лететь прямолинейно. Для немцев всего этого было более чем достаточно, чтобы спокойно и гарантированно расстрелять меня.

Щукарь еще затемно, перед дежурством хорошо прогрел двигатель, поэтому он запустился «с полуоборота», и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперед до упора. Пропеллер взревел, маскировочные ветки и деревья, пыль и даже щебень из капонира полетели вверх столбом. Теперь мой МиГ был у немцев как на ладони.

Я отпустил тормоза, и бедный МиГ не выкатился, как обычно, а выпрыгнул из капонира, и я напрямую, не сворачивая на рулежную дорожку, поперек взлетной полосы начал разбег по целине. Поэтому даже на секунду не мог оторваться от управления самолетом, чтобы оглянуться — где немцы? Но я и так ясно представлял, как они с разворота заходят ко мне сзади и берут в прицел. Я втянул голову в плечи и весь сжался за бронеспинкой, хотя понимал, что ее 9 миллиметров не спасут меня от 20-миллиметровых пушечных снарядов «мессеров». Однако ничего не произошло, и МиГ оторвался от земли. Чтобы быстрее набрать скорость и иметь возможность маневрировать, я, в нарушение правил пилотирования, не стал брать ручку на себя, но сразу убрал шасси.