На передних рубежах радиолокации - [25]

Не могу не сказать несколько слов о Марии Ивановне Бабановой, бывшей членом ДСК более 40 лет. При постройке дачи она несколько отступила от типового проекта 1937 г. и возвела небольшой рубленый второй этаж. Насколько я знаю, никаких замечаний по этому поводу она не имела. В жизни кооператива особого участия не принимала, предпочитая направлять на общие собрания своих представителей, но жила на даче довольно часто. Здесь её посещали актёры, критики, театроведы. Здесь я видел направлявшихся к ней актёров А. Лукьянова, Тер-Осипян, критика В. Вульфа. На даче во время войны жили её родители, вывезенные из родных мест в связи с немецкой оккупацией. Мария Ивановна была человеком скромным, сдержанным, что я мог наблюдать во время её посещений по приглашению отца, когда они вместе работали в театре Революции. Я смотрел ряд спектаклей с участием М. И. Видел «Ромео и Джульетту», «Иркутскую историю», «Собаку на сене». Остались в памяти незабываемый голос, грация, очарование образа. Воистину народная артистка. В начале 80-х годов М. И. Бабанова умерла. Прямых наследников у неё не было, и она завещала дачу театроведу Берновской. Некоторые члены ДСК пытались оспорить волю артистки на том основании, что дача является кооперативной собственностью. Но суд не принял этих доводов и передал дачу согласно завещанию актрисы.

Глава 4 «РТ», «Лес» и прочая «Тайга»

Придя в ЦНИИ-108 через несколько лет после окончания войны, я на первых порах не ощущал признаков прошедшего лихолетья. Звуки, оповещающие о воздушной тревоге, канули в прошлое, людей на костылях было мало, и они практически были незаметны, вовсе отсутствовали инвалиды без ног, всё ещё передвигавшиеся по Москве на самодельных тележках с подшипниковым ходом. Встречались сотрудники с приправленным в карман рукавом, но некоторые уже приобрели протезы, что внешне маскировало их инвалидность. Не было непрерывной поголовной двух – или трёхсменной работы; ночью институт в основном пустел, хотя некоторые задерживались допоздна, а то и трудились всю ночь. Карточная система была отменена, «талонная» жизнь закончилась, в столовой, которая размещалась на втором этаже во втором корпусе, работали официантки, но наплыв сотрудников в обеденное время был велик, и избежать очередей в кассу не удавалось.

И всё-таки после нескольких дней или недель пребывания в стенах института «дух» прошедшей войны чувствовался во всём. Первые дни в лаборатории, где я «прописался», ушли на создание рабочего места, беседы с моим руководителем А. А. Расплетиным и на знакомство с имевшейся под рукой литературой довольно общего характера. Затем я решил «проветриться» и посмотреть, где же я нахожусь. Первое, что бросалось в глаза, когда я входил в соседние комнаты, разбросанные по углам свалки из немецких радиоламп, деталей, включая дефицитные тогда малогабаритные конденсаторы 0,1 мкф, и других импортных компонент. На это никто не обращал внимания, каждый, кому это было нужно, подходил к развалу, брал нужное сопротивление или конденсатор и впаивал в схему. Рабочие столы также немецкого происхождения были недавно получены и пользовались успехом, т. к. имели большую, прочную и удобную столешницу и множество выдвигающихся ящиков. Измерительные радиоприборы, главное «оружие» инженера-радиста, стояли частью в металлических шкафах, частью – на рабочих столах. Английские осциллографы «Коссор» соседствовали с отечественными генераторами стандартных сигналов и немецкими авометрами, имевшими защиту от «дурака».

В мастерской, куда я пришёл, стоял гул работающих станков, частично также полученных по репарациям, хотя и старых годов выпуска.

Постепенно осваиваясь, я обнаружил, что большинство инженерного состава лаборатории – фронтовики, кончившие вуз до войны или в первые её годы. Ранения и контузии, случавшиеся с ними ещё совсем недавно, до сих пор дают о себе знать. Некоторые даже лежали в госпитале, который размещался в одном из соседних корпусов. Были, правда, инженеры и техники, ранее работавшие на оборонных заводах, но и они прошли через все атрибуты военного времени, включая авиационные налёты с бомбёжками, голод и чувство страха за родных и близких.

Объект, над которым тогда трудился коллектив лаборатории, назывался «РТ». На мой вопрос, как расшифровывается это сочетание букв, однозначного ответа не получил. Одни предположили, что это радиолокатор танковый, другие – что это есть сокращение от слова «радиотехника». Ввиду того, что в коллективе я был в то время один из немногих, если не единственный, кто имел квалификацию радиоинженера с чёткой направленностью радиолокационщика, мысленно стал перебирать получившие развитие типы РЛС. Одними из первых были созданы РЛС дальнего обнаружения самолётов. Тем самым они работали в системе «земля-воздух». В той же системе функционировали станции, защищавшие гражданские и военные объекты от авиационных налётов противника. Они разрабатывались до и во время войны в интересах повышения боевой мощи войск ПВО. В системе «воздух-воздух» действовали первые РЛС, установленные на истребителях и бомбардировщиках, и, наконец, всем известные радиолокационные бомбоприцелы размещались в основном на фронтовых бомбардировщиках и относились к системам «воздух-земля».