На передних рубежах радиолокации - [13]

Кроме основной работы отца нагружали различными общественными делами. В середине тридцатых годов он регулярно выезжал в деревню центральных районов для проведения агитационной работы среди крестьян. Последний раз, как я помню, он отправился в такую поездку на машине вместе с известным революционным деятелем польского происхождения Феликсом Коном, жившим в Москве. По указанию горкома партии читал лекции об искусстве и литературе в различных аудиториях, готовил культурные программы для конференций и съездов, в частности 17 съезда ВКПб. С начала 1935 г. он по совместительству работает заведующим отдела культуры газеты «Известия». Публикует целый ряд статей в этой газете, в том числе такие, как «Монолог со слезой», «Качалов». Отец проходил также объявленные в партии так называемые партчистки, причём без серьёзных замечаний. С середины тридцатых годов в стране сгущается атмосфера будущей военной грозы. Проводятся оборонные мероприятия. Повышается давление на идеологическом фронте. В 1936–1937 гг. в области театрального искусства проходит несколько кампаний, в которые непосредственно оказался вовлечённым среди других и отец.

Первая кампания связана с появлением в газете «Правда» двух редакционных статей. Статья «Сумбур вместо музыки» посвящена критике оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Там говорится о том, что способность хорошей музыки захватывать массу приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, что это игра в заумные вещи. Критикуется и постановка, где центральное место в оформлении занимает «купеческая двуспальная кровать».

Во второй статье «Балетная фальшь» говорится о балете Большого театра «Светлый ручей» с музыкой Шостаковича. В Москве и Ленинграде прошли совещания по вопросу о формализме в театральном искусстве. Присутствовал и отец. По итогам дискуссии он опубликовал в «Известиях» статью «За полноценное советское искусство».

В октябре 1936 г. режиссёр А. Я. Таиров возвестил в печати о том, что Камерный театр поставил музыкальный спектакль «Богатыри» (с музыкой Бородина), либретто которого вместо дореволюционной версии Крылова заново написал поэт Д. Бедный. Таиров назвал этот спектакль «народной комической оперой».

Примерно через месяц после просмотра спектакля в центральной печати появилась разгромная статья тогда председателя Комитета по делам искусств П. М. Керженцева о фальсификации народного прошлого в спектакле Камерного театра. Особенно много претензий предъявлялось Д. Бедному: возвеличил «разбойничков», богатырей очернил, крещение Киевской Руси изобразил в виде пьяного шабаша. Под «горячую руку» попал и председатель Гравреперткома О. С. Литовский, опубликовавший до этого статью с положительной оценкой спектакля. Так что быть в то время одним из руководителей идеологического фронта было нелегко: надо было иметь остро развитое политическое чутьё. Спектакль сняли. Отец о «Богатырях» не писал, но я помню его мнение: ничего там особенного не было, кроме бесконечных кувырканий и кульбитов опытных актёров. Я вспоминаю историю с «Богатырями» в связи с двумя фактами. Сразу же после запрета пришёл к отцу домой наш сосед Лев Александрович Фенин и взволнованно говорил: я давно работаю в театре, вы знаете, Таиров, конечно, мастер, но никакой критики не допускает. Я привёл на собрании его слова: ваше дело играть, а мы уж будем за вас думать!

Второй факт имел место весной 1937 г. Мы с отцом пошли в магазин за продуктами. Времени было в обрез: отец должен был уехать. Только вышли на Сретенку, как столкнулись с Д. Бедным (он жил на Рождественском бульваре). Наверное, полчаса Д. Бедный рассказывал о перипетиях с «Богатырями», жаловался, что его перестали печатать, подвергают остракизму, денег не платят. Отец всё это слушал, сочувствовал. Что он мог ещё сказать?

Ранней осенью 1937 г. был закрыт в Москве Реалистический театр под руководством режиссёра Н. П. Охлопкова. Перед этим известный театральный критик Я. Варшавский в журнале «Театр» (1937, № 5) подробно анализирует деятельность театра и режиссёра Охлопкова. Он утверждает, что Охлопков взял у Мейерхольда идею режиссёрского театра, по которой режиссёр, а не актёр, не ансамбль, является субъектом творческого процесса. На примере спектаклей «Разбег», «Железный поток», «Аристократы», «Отелло» он критикует Охлопкова и делает вывод, что бесцельное, лишённое больших идей «новаторство» Охлопкова завело его в тупик.

Охлопкова и часть коллектива театра перевели в Камерный театр, откуда Охлопков ушёл год спустя. После статьи П. М. Керженцева «Чужой театр», опубликованной в «Правде» в декабре 1937 г., был закрыт и театр им. Мейерхольда.

Конечно, Репертком боролся против формализма в театральном искусстве. Отец значительно раньше всех этих событий писал о формалистических приёмах некоторых наших режиссёров (в т. ч. Охлопкова), что превалирование формы над содержанием, гипертрофия режиссёрских амбиций, принижение роли актёра к добру не приведут. Но Репертком, насколько я знаю, никогда не ставил вопрос о закрытии того или иного театра. Это было сделано сверху, силовым методом.