На парусах мечты - [8]

Корделия почувствовала, что ее слова не убедили Марка, и сердито добавила.

— Я поступлю по своему желанию или как посчитаю лучшим для себя. Что бы ты ни сказал мне или Дэвиду, твои советы будут означать для нас не больше, чем пустой звук.

Марк Стэнтон ничего не ответил, и Корделия снова топнула ногой, уязвленная его хладнокровием и выдержкой.

— Ненавижу тебя, Марк Стэнтон! Всегда ненавидела! Уходи и оставь нас с братом в покое! Я была счастлива… Очень счастлива, пока здесь не появился ты!

Девушка отвернулась, чтобы скрыть от него появившиеся на глазах слезы. Ковры заглушали шум шагов, она не слышала, как он подошел к ней, и вздрогнула, когда Марк неожиданно положил руки на ее плечи и повернул лицом к себе.

— Извини, Корделия, — сказал он ласково. — Я вел себя не лучшим образом. Ты простишь меня?

Ошеломленная изменением в его отношении к ней и покоренная полным мольбы голосом, она посмотрела на него широко открытыми глазами. Он погладил ее по плечу и улыбнулся улыбкой, которую многие женщины находили неотразимой.

Кузен взял ее руку и поднес к губам.

— Прости, Корделия, — снова повторил он и поцеловал тонкие пальцы девушки.

Она стояла растерянная, озадаченно глядя на него. Меньше всего Корделия ожидала от него проявления подобной галантности.

— Не пойти ли тебе поискать Дэвида? — предложил Марк. — Что-то он задерживается наверху. Пришло время показать вам мой корабль. Меня не удивит, если Дэвиду вдастся заставить ленивых неаполитанцев работать побыстрее, чем они привыкли.

Он продолжал держать ее руку Корделия посмотрела прямо ему в глаза и не могла промолвить ни слова.

В душе ее все еще кипел гнев, но одновременно она чувствовала, что не в силах продолжать сердиться на него, когда он стоит так близко и смотрит своими удивительно ясными глазами, словно видит ее насквозь.

Наконец Корделия выдернула пальцы из его руки и поспешно направилась к двери.

Уже подойдя к своей спальне, она ощутила, что кожа на руке все еще хранит теплое прикосновение его губ.

Салон в резиденции британского посла сверкал яркими огнями. На террасе среди цветов светились разноцветные огни китайских фонариков. Шум и смех вырывались из окон палаццо и растворялись в теплом ласковом воздухе летней ночи.

Звуки мандолин и гитар разносились легким бризом, дувшим с моря и немного охлаждавшим раскаленный за день воздух.

Богато отделанные кареты с лакеями в ливреях нескончаемым потоком подъезжали к палаццо Сесса, привозя разодетых, украшенных драгоценностями гостей.

Мужчины, чьи темные кудри были обильно напудрены, а одежда отличалась чрезмерностью украшений, составляли красочное дополнение женщинам, облаченным в шелк, бархат, кружева и кисею и блиставшим драгоценностями, которые вспыхивали, когда на них попадал свет, как искры, извергавшиеся из кратера Везувия.

В толпе гостей, занятых разговорами и сплетнями, Марк Стэнтон, бывший на голову выше всех присутствующих, выделявшийся ненапудренными волосами и коричневым загаром, казался гигантом среди карликов.

Корделия старалась не замечать его, но тем не менее постоянно наталкивалась на кузена взглядом, разглядывая гостей посла.

Марк Стэнтон, хорошо знавший неаполитанцев, с уважением относился к свойственной им гордости, патриотизму, утонченности и воспитанности.

Среди них было много блестящих философов, ученых и писателей, испытывавших вражду к безрассудной и бессердечной тирании, господствовавшей в их стране.

Они ненавидели династию Бурбонов, властвовавшую в королевстве, королеву-австриячку, бесцеремонно вмешивавшуюся во все дела королевства и содержавшую свою тайную полицию, но больше всего презирали своего короля — ленивого и недалекого человека.

«Эти люди, — размышлял Стэнтон, бродя между гостей, — с радостью приветствуют вторжение французов, а если дело дойдет до войны, то не окажут почти никакого сопротивления Наполеону».

Поскольку он часто бывал в Неаполе, то знал, что единственной противницей замыслов французов была королева Мария-Каролина.

После того как ее сестру Марию-Антуанетту обезглавили в Париже, она люто, почти патологически ненавидела французов.

Ее ближайшей подругой, доверенным лицом и советчицей была жена британского посла прекрасная Эмма Гамильтон, которая из-за своего низкого происхождения не имела в Англии никакого влияния и считалась особой, недостойной тех высот, куда ее вознес любящий муж.

Марк Стэнтон не забыл, какой страх обуял население Неаполя, когда французский флот под командованием адмирала Ла Туша подошел к городу, направив все пушки на столицу королевства.

Королю Фердинанду был дан всего один час на размышления, и от его решения зависело, откроют ли французы огонь или нет.

Не отважившись оказать сопротивление, слабовольный король принял условия унизительного для королевства соглашения, которое он подписал в дворцовом кабинете, чьи стены были украшены живописью лучших художников Италии. Но когда огромные корабли французов медленно выходили из Неаполитанского залива, многие жители столицы с сожалением наблюдали за удалявшимися в море трехцветными флагами.

«Остается понаблюдать, — подумал Марк Стэнтон, — что произойдет, если английский флот подойдет к Мальте».