На озере Светлом - [9]
— Застыл ты, Митька, здорово. Павка, принеси мою рухлядь, накроем мы его сейчас.
Митя понимает, что ему не поверили. Ему, уже убедившемуся в существовании таинственной подводной машины, кажется странным: почему не верят? Ведь он не только видел машину, он даже пощупал её своими руками.
Митя сбрасывает накинутую на него телогрейку и продолжает убеждать:
— Я вам верно говорю, ребята. Там она стоит, под водой. Сейчас её не видно, потому что вода небом отсвечивает, а вчера я хорошо видел…
По тому, что на лицах ребят появляется неопределённое выражение, что они отводят глаза, Митя понимает, что он их нисколько не убедил.
— А ну вас! Не верите, не надо! — Он отворачивается и смотрит на озеро.
На противоположном берегу синеет зубчатой стеной Урал. Озеро уже ярко освещено, отчётливо белеют полоски прибрежных песчаных пляжей, только над тёмными ущельями, врезанными в горные кряжи, всё ещё курится лёгкий парок.
Митя переводит взгляд на берег. Владимир Павлович — наконец-то Митя узнал павкиного отца! — стоит на самом краю обрыва и задумчиво разглядывает распростёртое перед ним озеро и дальние горы. На ветвях кривой, искалеченной сосны развешены синие галифе толстяка и кобура с пистолетом. Сам толстяк, сдирая облепившую тело мокрую безрукавку, направляется к кустам: очевидно, хочет отжать бельё. Костлявый бородатый старик раскладывает на плоском камне предметы, повидимому, вынутые из кармана синих галифе: носовой платок, размокшую коробку папирос «Казбек», перочинный ножик, запасную обойму с патронами, связку ключей.
— Кто это? — спрашивает Митя.
— Начальник милиции и лесник здешний, — отвечает Семён и, нехотя усмехнувшись, добавляет: — Наделали мы переполоху — будь здоров! Кабы не павликов папка, была бы нам баня. Хороший у тебя отец, Павка, верно. Добрый…
— Ничего себе, — смущается Павлик; он никогда ещё не задумывался над тем, какой у него отец: добрый или злой.
— А я, ребята, всё-таки нашёл машину. Зря вы мне не верите, — опять говорит Митя.
Семён, начиная сердиться, сплёвывает изжёванную былинку:
— Не разыгрывай, Мить, всё равно не поверим. Какая тут может быть машина? Ни одной путёвой дороги нет. Пехтурой и то не проберёшься, а ты: машина…
— Она на дне стоит. Я на кабину спускался, ветровое стекло пощупал. А в кузове груз: какие-то ящики, — не слушая, точно в бреду, говорит Митя.
Павлик смотрит на Семёна: в голосе Мити столько убеждённости, что нельзя не поверить ему. Семён посматривает на отражающий безоблачное небо скалистый залив: ну откуда тут взяться машине? В такую глухомань и люди-то, наверное, раз в год заглядывают.
— Сплавай, Сёма, сам увидишь. Недалеко, метров двадцать, вон там, — уговаривает Митя.
— Я ещё с того разу не согрелся, — слабо отговаривается Семён и вдруг решается: — Ну, Митька, если ты разыграл меня, я тебе задам, не обрадуешься!
— Да нет же, Сёма, она там… — говорит Митя.
Семён уже не слушает, идёт к обрыву, вглядывается в залив, прыгает и, изогнувшись, столбиком врезается в воду. Митя и Павлик тоже подбегают к обрыву, растерянно смотрит вниз Владимир Павлович.
— Левее, левее забирай, Сёма! — кричит Митя.
Из кустов спешит Годунов и, увидев плывущего по заливу Семёна, сердито приказывает:
— А ну, марш назад! Это ещё что за новости? Один чуть не утопился — другому захотелось?
— Дядя, дядя, не мешайте ему, он сейчас! Он только машину посмотрит и обратно, — молит Митя и кричит Семёну: — Под тобой она, Сёма! Ныряй!
Семён опускает голову под воду и лежит на поверхности, чуть пошевеливая руками и ногами: очевидно, всматривается в глубину. Потом поднимает голову, делает несколько вдохов и погружается в воду.
— Морока одна с этими ребятишками, — жалуется Владимиру Павловичу Годунов. — Чего только не навыдумывают! Какая ещё тут машина появилась?
— Трёхтонка, дядя. На самом дне стоит, — возбуждённо отвечает Митя, не сводя глаз с того места, где исчез Семён, — Я её ещё вчера увидел. Из-за неё всё и получилось.
— Трёхтонка? — повторяет Годунов и щурит глаза, разглядывая Митю.
Он вспомнил о полученной вчера телеграмме:
— А ты не врёшь, парень?
Митя не успевает ответить: из воды появляется Семён.
— Есть что-то! Сейчас разберусь!
Через несколько секунд он появляется вновь.
— Машина! На кабину встаю!
Он опускается стоймя и похлопывает над головой ладонями, чтобы показать, на какой глубине находится кабина. Вода подступает к самому рту, и Семёну, чтобы дышать, приходится задирать голову.
— Метра полтора будет. Эх, куда её занесло! — бормочет Годунов и, не спуская глаз с Семёна, по расщелине спускается вниз. Сунув ногу в воду, он тотчас отдёргивает её. — Вот чёрт, ещё холодней стала, как в Ледовитом океане! Эх ты, доля наша милицейская!
Он шумно плюхается в воду и, покряхтывая, плывёт к Семёну. Тот, стуча зубами, приглашает начальника милиции:
— Опускайте ноги, Иван Алексеевич! Тут она, подо мной!
Годунов встаёт. Ростом он немного выше Семёна, вода ему тоже подступает ко рту. Он долго и тщательно ощупывает ногами крышу кабины. Оступившись, ныряет, снова появляется на поверхности и, утвердившись на кабине, возглашает:
