На острове Колибрия - [24]

– А теперь, – сказал он, – разрешите спросить вас, не можете ли вы взять меня с собой к принцессе. Я очень хотел бы… то есть мне необходимо кое-что… Вообще, я хочу ее видеть.

Лейтенант Загос снова отдал честь. Эта манера порядком раздражала Билли.

– Она прислала меня за вами.

– Что-о?!

– Я говорю, что принцесса послала меня привести вас.

Копперсвейт выпрямился и постарался принять вид человека, привыкшего, чтобы за ним посылали принцессы королевской крови.

– Ну что же, пойдем, – сказал он. Они пошли.

Столица Колибрии, да и вся эта маленькая страна никогда не пропускают праздников. Государственная церковь следит за соблюдением православного календаря и за празднованием дней различных общих и местных святых. Не могло поэтому остаться без внимания и такое национального значения событие, как объявленное прошлым вечером обручение короля. Проходя по вымощенным булыжником улицам Влофа, Билли и его спутник могли видеть, что город живо отозвался на это известие.

Всюду пестрели флаги национальных цветов – синего с зеленым. Они были протянуты поперек улиц, они свешивались из множества окон, они украшали петлички гуляющих лавочников с оливковой кожей и загорелых зевак. Ими щеголяли франты, и девушки, и матроны – чудо, но в нем нельзя было сомневаться! – затянутые в корсет. Только отдельные дома не были украшены.

– Дома республиканцев, – пояснил Загос, когда они проходили мимо одного из них.

– У вас их много? – осведомился Копперсвейт.

– Меньшинство. Но, как всякое хорошо организованное меньшинство, они производят много шума.

Тут до их слуха донеслась музыка. Даже нищие на паперти церкви святого Поликарпа – Билли узнал ее по описанию в справочнике – подхватили эту чарующую песенку о «птичке-колибри», которую Билли впервые слышал в трущобном нью-йоркском кафе на Ректор-стрит.

– Когда, – неутомимо заладил он свой вопрос, – принцесса вернулась из Нью…

– Это песня Стратилатосов, – весело перебил его Загос. – У нас все играют и поют ее.

– В самом деле? – Билли проклинал втихомолку своего друга.

– О да. Старый король Григорий, – мир праху его! – был Стратилатос. Таким образом, его дочь, принцесса Ариадна, тоже принадлежит к этому дому. Король же Павел принадлежит к Миклошам, другой ветви нашей династии.

На улицах поражала смесь всевозможных национальностей. Среди настоящих колибрийцев расхаживали румынские цыгане, болгары, молдаване, сербы. Кондитеры-греки громогласно предлагали с лотков свои заманчивые товары. Молчаливые смирнские купцы восседали перед разложенными для образца коврами. Тут были копты из Александрии, турки из Адрианополя, арабы из африканских пустынь, сирийцы из Дамаска и матросы с серьгами в ушах со всех концов бурного Черного моря.

Часовой стоял перед своей будкой у ворот железной решетки, окружавшей парк высокого королевского дворца из гранита и мрамора, возведенного первым известным в истории предком покойного короля Колибрии. Лишь в деталях здание было модернизировано, сообразно требованиям комфорта двадцатого века. Тем же серым лицом, которым оно взирало на последний крестовый поход, хмурилось при падении Византийской империи, ужасалось движению на запад жестокого полумесяца и, сравнительно недавно, улыбалось освобождению островного народа, – тем же самым лицом старое здание недоуменно глядело теперь поверх апельсиновых деревьев своего парка на неожиданное нашествие романтической Америки.

Солдаты с механической четкостью шагали по тщательно подметенным дорожкам, и целый их отряд охранял главный вход. Однако, под эскортом Загоса, Билли невозбранно миновал их.

Пройдя по длинной дорожке от ворот, Билли очутился перед массивными бронзовыми дверями, которые тотчас распахнули перед ним напудренные лакеи. Загос повел его по широкой приемной галерее, блиставшей мундирами военных. Американец шел за своим проводником, бросавшим на ходу два-три слова дежурным у дверей, пока они не достигли сравнительно небольшой комнаты, где резные амуры играли в жмурки с амурами, нарисованными среди золотых завитков потолка. Окна этой комнаты выходили в парк. У среднего окна в скромном утреннем платье стояла принцесса, и по ее знаку их оставили с Билли наедине.

Лесные озера ее глаз спокойно и задумчиво остановились на нем. Не таилось ли за ними нечто, не столь невозмутимое? Билли не знал.

Ее голос звучал ровно и твердо:

– Вы должны немедленно покинуть Колибрию, – сказала она.

Все были удивительно единодушны в этом! Билли склонился к ручке, но не осмелился даже коснуться губами ее атласной поверхности. Потом он поднял голову и взглянул прямо в прекрасное лицо принцессы.

– Не теперь.

Царственная красота – но он не смутился перед ней. Вероятно, принцессе приходилось встречать неповиновение – в Нью-Йорке, на пароходе… Во всяком случае она ответила совершенно спокойно:

– Вы должны уехать. Я для того и послала за вами, чтобы сказать это вам, сказать собственными устами, так как иначе вы могли бы не поверить или не послушаться.

– Не теперь, – повторил Билли.

Его слова не произвели впечатления. Принцесса продолжала:

– Вчера я сказала вам, что не сомневалась в вашем приезде. Я знала и… боялась за вас. Затем… – Он хотел прервать ее, но она к этому не привыкла, и тон ее бархатного и все-таки властного голоса заставил его умолкнуть: – Затем последовало провозглашение… обручение короля, сделанное бароном Расловым, и тогда мне стало еще страшнее.