На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта, 1939–1945 - [36]

Из нашего тыла подтянулась пехота, которая взяла под охрану дорогу, соединявшую Москву и Ленинград. Много позднее – уже в русском плену – я встретился с «Кебесом» Виттхаусом, а когда видел его снова в 1984 г., он сказал мне:

– В ту зиму я тоже находился рядом с Москвой. Наша 35-я пехотная дивизия была брошена в бой за ту дорогу между Калинином и Москвой. Я с дозором вышел прямо в пригороды Москвы. Там нас отрезал противник, но мы смогли спрятаться, просидели двое суток, а потом отступили под контрударом русских.

Вот настолько близко сумел немецкий Вермахт подобраться к своей первой цели. И в этом ему очень помогли решительно наступавшие к юго-западу от нас танковые части.

В конце октября пришла зима. День за днем температура опускалась все ниже, падая за нулевую отметку. Начались снегопады – мы и представить себе не могли, что может выпасть столько снега. Переносить это было тяжело, одно лишь радовало – грязь замерзла, и под нами была теперь твердая поверхность. Ухабы и неровности заровнял снег.

Как уже говорилось, Вермахт оказался совершенно не подготовлен к зиме. По всему северному и центральному фронту снег сковывал любые передвижения войск. Хуже всего доставалось пехотным частям и нашим мотоциклистам, особенно беззащитным в условиях такой погоды. К нашему огромному огорчению, русские подтянули хорошо укомплектованные всем необходимым дивизии лыжников из Сибири и районов далеко на востоке. В зимних белых маскхалатах, русские пехотинцы почти бесшумно просачивались через наши рубежи обороны.

Мы чувствовали надвигающуюся катастрофу и вспоминали о судьбе Наполеона. Домой в Германию из России поступали настолько тревожные вести, что там были приняты самые срочные меры для исправления ситуации – для доставки на фронт зимнего обмундирования. Геббельс призвал население «помочь храбрым солдатам на фронте добровольными пожертвованиями. Сограждане-немцы, добровольно сдавайте свои лыжи, зимнюю одежду, меха и теплое белье для сынов и мужей на фронте».

Как узнали мы, дома началась гигантская кампания по сбору теплых вещей. Со сборных пунктов дары отправлялись на передовую. Однако, как и следовало ожидать, службы снабжения и складские работники в большинстве случаев действовали в соответствии со своими традиционными бюрократическими методами, а потому им оказалось не под силу доставлять все необходимое в заданные точки. Так, наши танкисты получали бесполезные сани и лыжи, тогда как так нужные им меха оседали у тыловиков, которые между тем и так сидели в тепле в русских избах. Нам приходилось самим заботиться о себе, мы реквизировали теплые русские тулупы и выдавали их мотоциклистам и гренадерам.

Наша гусеничная и колесная техника оказалась катастрофически не готова к суровым холодам. Слишком жидкое летнее масло и вода в радиаторах замерзали мгновенно. Нам пришлось растапливать лед паяльными лампами, добывать горячую воду в деревнях или же не выключать двигатели всю ночь. Никто из западных и южных европейцев или американцев просто не в состоянии представить себе, что такое воевать при температуре минус 40 °C, да еще при снежной вьюге.

Поскольку я ожидал, что рано или поздно меня переведут в Северную Африку, я попросил Бека заняться «Мерседесом», на котором мы намеревались отправиться в путешествие длиной более 2000 километров. Через два дня Бек возвратился из своего вояжа в роту снабжения.

– Передние рессоры разбиты из-за отвратительных дорог, – сообщил он. – С помощью ребят из ремонтного взвода я выковал новые и поставил их при минус 40 °C. Дорогу машина должна будет выдержать.

Старый добрый Бек, что бы я делал без него?

К северу от Яхромы – между Клином и Калинином – просочились русские лыжники, создавалась угроза того, что мы будем отрезаны от своих.

– Береговой плацдарм придется отставить, – заключил наш дивизионный командир. – Мы больше не сможем удерживать фронт. Ночью вам надлежит выйти из боевого соприкосновения с неприятелем и обеспечить прикрытие дивизии восточнее Клина на шоссе Москва – Ленинград. Наши пехотные части отойдут на новые оборонительные позиции к северу и к югу от Волоколамска, где дивизия окопается после боев на сдерживание противника.

Генерал посмотрел на меня поверх очков:

– Люк, этого и следовало ожидать. Гитлер переоценил себя. Теперь всем нам придется платить за это, особенно несчастной пехоте и гренадерам. Поддержите людей как можете. Многие предадутся панике и бросятся спасаться кто как может. Выход из боевого соприкосновения – не говорите «отступление» – может пройти успешно, если мы удержим головы на плечах. Материальной частью придется в значительной мере пожертвовать, пусть так, главное, вывести личный состав. Все в руке Божьей, Люк.

Хотя катастрофа светила в глаза, я не мог понять, почему. Впервые после головокружительных блицкригов нам приходилось отступать, почти трусливо бежать. Снег, мороз, ледяной ветер и наш противник, который привык к суровому климату и не пожелал покориться, – все они одолели нас. Трудно было не проводить сравнений с Наполеоном. Мне вдруг вспомнились картинки в исторических книжках, где изображалось, как остатки гордой и непобедимой армии бегут и пытаются переправиться через Березину.