На острие проблем – 3 - [2]

Жизненный путь Николая Ивановича — лучшее подтверждение тому, чего может достичь тот, кто талантлив и готов работать на благо Отечества.

— Николай Иванович, Вы ведь один из авторов экономических реформ 90-х годов. Чем отличалась разработанная при Вашем участии концепция от того, что было реально воплощено в Советском Союзе под названием «перестройка»?

— Ответ я бы начал с Андропова. В 1982 году, совершенно неожиданно для меня, новый Генеральный секретарь вызывает меня к себе и предлагает должность Заведующего отделом экономики и секретаря ЦК КПСС. Для меня это полная неожиданность, я никогда не работал в партийных органах. У меня простая биография: 25 лет на Уралмаше…

— Простая, но славная…

— Да… Министерство, потом Госплан и так далее. И вдруг предложение Генерального секретаря. Я ведь Андропова только на портретах видел. Ну и на заседаниях Политбюро, когда Байбаков бывал в командировках или где-то ещё. Как правило, это — пассивная роль: сидишь, зададут вопрос — ответишь, не зададут… И когда он пригласил меня перед ноябрьским Пленумом 1982 года, я догадывался, что это неспроста. Ну, думал, готовится к докладу, хочет сверить какие-то мысли…

— Ясно, что не снимать, Николай Иванович… Раз пригласил к себе…

— Нет. А под конец беседы — минут 30–40 она шла, — говорит: «Ну вот, мы решили… Вы знаете, что у нас нет отдела экономического?». Отвечаю: «Знаю. Мы давно об этом говорили и в Госплане, и в других центральных ведомствах». Отраслевые отделы в ЦК были, металлурги, угольщики, тяжёлая промышленность, торговля, лёгкая промышленность, сельское хозяйство. Всё было, а нас — не было.

Был у нас отдел планово-финансовых органов, но он занимался только кадрами, никогда не лез в глубину вопроса. Я говорю: «Конечно, мы давно об этом говорили. Надо иметь экономический отдел, который занимался бы перспективами экономического развития и так далее…» — «Вот, — говорит, — мы и решили это сделать». «Ну, очень хорошо», — отвечаю ему. «Вот, мы, — говорит, — советовались и решили предложить Вам» — «Юрий Владимирович, — говорю ему, — я никогда не работал в партийных органах…» Сижу на приставном стуле и вижу, у него на столе лежит — тогда это называлось «объективка», а сейчас «резюме». Говорю: «Я вижу, у Вас моя объективка. Почитайте. Там написано: я ни одного часа не работал на партийной работе. Да, я был членом бюро обкома и так далее, но никогда не был функционером» — «А мы, — улыбается, — знаем. Если бы работали, то мы бы Вас и не пригласили».

— Хорошо! (Смеются)

— Повторяю, для меня это было полной неожиданностью… А дальше он сообщает: «Считаем, что надо совместить должности секретаря ЦК и заведующего Отделом» — «Я не готов даже ответить…», — говорю ему. — «А что тут отвечать? Вы всю жизнь вокруг этого крутитесь, школа у Вас известная… Короче, не сопротивляйтесь. Во вторник мы Вас на Пленуме изберём».

Я снова: «Ну, какой я партийный работник? Я не знаю, как это делать… Знаю, как на заводе работать, как в министерстве, как в Госплане — уже научился. Но партийной работы не знаю» — «Что, никогда не имели отношения?» — «Имел, — говорю, — но не всегда хорошие». «А почему же?» — «Когда на заводе работал, думал, что партийные органы иногда не то делали, что им надо бы … Они каждый день проверяли, сколько я вагонов отгрузил. Ну, какая им разница — пятьдесят вагонов или пятьдесят пять? По всякой мелочи таскали. Что-нибудь не так — опять морду бьют…»

«Вы злы, — спрашивает, — на партию?» — «Нет, — говорю, — как я могу быть на партию зол? Я зол на то, что иногда такими вот делами занимаются. Не свойственно это партии. Некому, что ли, этим заниматься — вагонами?» — «Будете работать, вот и наведите порядок!»

Вот так. А когда избрали, он пригласил Горбачёва, тогда члена Политбюро, Долгих Владимира Ивановича, кандидата в члены ПБ, и меня, рядового секретаря, неостепенённого. И предложил: «Много разговоров у нас идёт о том, как надо модернизировать экономику, как искать новые направления экономического развития, пишут книги, статьи, а конкретной программы действий нет. Вот и давайте, займитесь этим. Но от основной работы я Вас не освобождаю». Владимир Иванович занимался тяжёлой промышленностью, Горбачёв — сельским хозяйством. Торговля тоже, по-моему, у него была. У меня — экономический отдел. «…Не освобождаю, но немедленно втянитесь в это дело. Давайте, вырабатывайте какую-то позицию».

Вот с этого и началось. Мы работали при Андропове. Но он-то находился на своём посту всего пятнадцать месяцев. Из них реально работал десять месяцев, а месяцев пять уже не мог. Но постоянно интересовался: «Как дела?» А мы собирали совещания директоров, главных инженеров, экономистов. Чего только мы ни делали! Поднимали массу проблем, учёных собирали. Просили справки — горы их давали нам. То есть очень сильно окунулись в это.

А потом Андропов умирает. И работу эту мы не закончили.

— Над чем конкретно вы работали?

— Мы занимались анализом, что есть в экономике сегодня и что нужно завтра. Потому что все понимали: началась пробуксовка.

— Те же самые полтора процента, что и сегодня?

— Ну нет, не полтора процента… Тогда три держали. Даже три с лишним — четыре процента. Но после диких предыдущих процентов это, конечно, выглядело скромно. Мы прекрасно понимали, что созданная плановая система 1920–1930 годов сыграла огромнейшую роль. Я до сих пор так считаю. По сути дела, это была мобилизационная система. Если бы не она, мы бы не победили в Великой Отечественной войне! Ведь у нас не было оружия, ничего не было. А за десять лет перед войной было построено десять тысяч предприятий!