На острие проблем – 3 - [10]

Я вернулся туда, откуда пришёл. Но Тэтчер права, уход от власти — процесс болезненный. Было много друзей — и вдруг их стало мало. Телефон беспрерывно звонил — и вдруг звонков почти не слышно. Много чего можно перечислять…

Сказать, что власть наркотик — это, пожалуй, слишком. Но то, что власть оставляет в психике след, который не сразу выветривается, — это определённо. И некоторое время находишься под каким-то наркотическим эффектом.

— А что бы Вы, Николай Иванович, в своей жизни изменили, появись у вас такая возможность?

— Я бы мало что изменил. Почему я должен обижаться на жизнь? Я из шахтёрской семьи. В нашей семье не было ни одного члена партии, ни одного большого начальника. Жили своим трудом — дед, отец трудились в шахте. Мой родной брат, моложе меня на семь лет, работал на глубине 960 метров. Кстати, на той самой шахте, где работал наш дед.

Выйдя из этой среды, я получил сначала среднетехническое, потом высшее образование. Бог не обидел и работой. Двадцать пять лет на заводе — это мои самые прекрасные годы. Я считаю счастьем, что попал на «Уралмаш», что прошёл эту школу — страшную, тяжёлую. Она в памяти навсегда.

Одиночество

Привыкал я к Москве очень тяжело.

И знаете почему? Я 25 лет жил на заводе, в коллективе. Приходишь на завод. Пусть ты не всех знаешь, народу ведь тысячи. Но кругом юе свои. Вот один пример. Мы работали с восьми. Когда выпадал час-полтора без совещаний, я тут же садился в машину и ехал посмотреть, как дела в цехах. Завод-то огромный, только проехать можно. Вот сборочный цех, где когда-то начинал мастером.

— Сварочный?

— Сборочно-сварочный. Собирали шагающие экскаваторы. Смотрю, идёт бригадир, который ещё при мне был. Тоже Николай Иванович. Я даже фамилию помню — Мелёхин. Подходит: «Здравствуй Николай Иванович. Ты чего приехал?» «Да, — говорю, — посмотреть, как ты тут работаешь». «Позвать начальника цеха?» — «Не надо. Я минут на 15–20». Поговорили, как дела, как сборка. Потом он спрашивает: «Слушай, а у тебя голова не болит?» — «А чего вдруг она должна болеть?» — «Ну, ты же выпил вчера». «Аты откуда знаешь? Следил за мной, что ли?» — «Николай Иванович, какой же ты наивный! Каким был, таким и остался» — «Чего крутишь-то, говори! Колись!» — «Вы ведь как в аквариуме живёте, мы всё про Вас знаем». «Ладно, откуда узнал, что я вчера выпил?» — «Ты вчера в магазин заходил?». А на первом этаже дома, где я жил, был магазин. Говорю: «Заходил после обеда» — «Водку покупал?» — «Покупал» — «Так что, в магазине никого не было?» — «Почему, был народ» — «Так это ж наш народ, с завода!»

— Как под рентгеном…

— Значит, обсуждали: вчера было воскресенье, водку брал, а зачем брал, ясное дело — выпить. «Ох, и паразиты вы, — говорю. — Ну, выпил я немножечко» — «Да я знаю, ты много не пьёшь» (Смеются).

Знаете, я благодарен судьбе, что она свела меня с таким народом, с таким коллективом. За 25 лет я и мастером был, и начальником цеха, потом главным инженером, директором. Это уже величины. Но ни одной анонимки на меня за всю жизнь не было. Никогда!

Приехав сюда, я сразу почувствовал, что потерял. В Москве бывал, как гость, а теперь приехал жить. И первое ощущение — приехал в другую страну. Это — не «Уралмаш». Это — совершенно другой, космополитический город. После работы звонок прозвенел, все схватили сумки и побежали, один в одну сторону, другой в другую. А я стою один как перст.

Поначалу думал, что в министерстве коллектив. Какое там?! Чиновники. Отсидели восемь часов и дзинь! — пошёл. А у нас там — дзинь! и все наши тут же: кто-то выпьет, кто-то гуляет с собачкой, кто-то с женой хочет пройтись. Родители мои зимой всегда жили у меня. Прихожу как-то с работы, а отец мне: «Знаешь, я, оказывается, большой человек» — «И что? Ты всегда большой человек», — говорю. Смеётся. «Сегодня молоко покупал, стоял в очереди. Трепались о тебе, перемывали косточки» — «И что же обо мне говорили?» — «Вот, один говорит про тебя: «Молодой, а уже директор завода». А другой ему: «Так у него же рука мохнатая!» — «Какая мохнатая рука? Откуда?» — «Да у него отец — замминистра!» — «Так что я у тебя замминистра!» (Смеются) «Ну, что ж, походи теперь замминистром», — говорю ему.

На новом месте в Москве многому приходилось учиться. Допустим, тяжёлое машиностроение я знал после «Уралмаша». А транспорт вообще не знал — вагоны, тепловозы и так далее. Но при мозгах и при образовании это легко даётся. А вот коллектив потерять, жить без коллектива? Тогда в Москве я понял, что это значит. Господи Боже мой, какой же я прежде дурак был, не понимал, думал по-другому. А тут дошло, что я потерял…

Как первый заместитель министра, я иногда участвовал в совещаниях в ЦК партии, их часто проводил Андрей Павлович Кириленко, секретарь ЦК по промышленности. И вот как-то, когда мне особенно тяжело было, он в конце совещания обращается ко мне: «Ну, ты как там, уралец?», — он всё уральцем меня называл. Обратился к нему: «Андрей Павлович, можно с Вами поговорить?». «Давай, давай, уралец». Он же у нас первым секретарём Свердловского обкома был, на «Уралмаше» часто бывал, помнил меня. «Я уже год в Москве, — говорю, — но не могу привыкнуть. Не могу. У меня убедительная просьба…» — «Ты ведь в министерстве?», — перебил он меня. «В министерстве, первым заместителем у Жигалина» — «Ну и работай» — «Не могу я, не могу! Снится мне завод и всё! Отправьте меня опять на Урал! Если место директора занято, то на другой какой-нибудь машиностроительный завод» — «Ты брось это! Это — несерьёзный разговор. Привыкай!» «Не могу привыкнуть. Иногда хочется надеть кирзовые сапоги и пешком туда уйти. Полгода буду идти, но доберусь». «Нет-нет! Иди, работай!».