На острие меча - [2]

Когда будешь в Нью-Йорке, загляни к Лоренсу ван Норрису. Он сейчас большая шишка в торговле драгоценностями. В 45-м и 46-м мы с ним вместе разыскивали сокровища, награбленные нацистами. Этот сувенир его позабавит. Обязательно покажи ему.

Надеюсь встретиться с тобой двадцать пятого. Об остальном договоримся при встрече.

Твой Старк

— Это нечто вроде кода, — неуверенно добавил Квинн. Он старался не болтать много. Но облегчение от того, что он наконец смог сделать это предположение, почти покончило с его обычной сдержанностью.

— Во-первых, он называет меня Одо — мое второе имя Одокар, в честь одного из папиных средневековых героев. Практически никто об этом не знает и вообще никто так меня не называет. И Старк никогда так не делал. Вы знаете о работах моего отца?

— Да. Ваш отец доктор Уилсон Андерс, один из крупнейших авторитетов по военным орденам средневековья. Несколько лет назад я слушал его лекцию в Лейдене.

— Так вот, перед смертью он писал книгу о принце-епископе Одокаре из рода Стернсбергов. Этот Одокар был одним из его любимых героев. Но… — Квинн вернулся к прежней теме, — Старк никогда в жизни не называл меня Одо!

— Таким образом он пытался привлечь ваше внимание к содержанию письма?

Квинн облегчённо вздохнул. Ван Норрис не подумал, что он спятил: этот голландец сразу оценил важность такой, казалось бы, мелочи.

— Дальше… это место, где он говорит, что его продадут в рабство и обведут вокруг дубов. В нашей семье так говорили, если предстояло задержаться где-то. Особенно когда задерживали насильно.

А троянцы… Папа не интересовался ни Грецией, ни Гомером. Он всегда рассказывал нам только о епископе Одокаре и о крестоносцах. Так что земли древних троянцев — это скорее всего герцогство Стернсберг. Но оно уже свыше ста лет — часть Бельгии. И вообще Старка никогда особенно не интересовала работа отца. Он оставил колледж в 1940 году, чтобы поступить в армию. А когда война закончилась, остался на службе…

— В военной разведке, — вставил ван Норрис. — Да, я об этом знаю, мой друг. Знаю также, что он действовал под маской офицера, состоящего на специальной службе.

Ван Норрис знает и это! Квинн открыл чемоданчик и достал оттуда завёрнутый в бумагу пакет. Осторожно положил его на стол.

— Обычно из всей осады Трои чаще всего вспоминают предание о деревянном коне, — он начал распечатывать пакет. — Вот сувенир Старка.

Бумага разорвалась, обнажив уродливую керамическую статуэтку, несомненно, обладающую четырьмя ногами и хвостом. Очень отдалённо она напоминала лошадь.

— Как он и хотел, я привёз это вам.

Теперь, глядя на это чудовищное уродство, Квинн усомнился в разумности своих действий. Статуэтка просто не могла иметь какую-либо ценность. Но Старк умер, а перед смертью написал письмо и прислал это. И оно должно быть чем-то важным, должно!

Ван Норрис взял в руки лошадь.

— Современная работа, — заверил он, и лицо его чуть пренебрежительно скривилось, — троянский конь. — Он перевернул статуэтку, и глаза его моментально загорелись в возбуждении. Он взволнованно попросил:

— Пожалуйста, дайте мне кочергу…

Квинн машинально повиновался. И когда увидел, как кочерга поднялась над уродливой фигуркой, сразу всё понял. Конечно же! Троянский конь — это традиционный символ укрытия. Он важен не сам по себе, а тем, что несёт в своем теле.

Ван Норрис точно рассчитал удар. Куски керамики разлетелись в стороны. Среди них выделялся небольшой сверток из выцветшей ткани. Ван Норрис очень осторожно стал разматывать ткань.

И когда он закончил, перед ними предстало сокровище троянского коня, которым они заворожено любовались с чувством, близким к благоговению.

Свет настольной лампы падал на фигурку высотой в три с половиной дюйма. Квинн, затаив дыхание, протянул к ней руку, но тотчас отдёрнул, не решившись притронуться.

Это был рыцарь в доспехах, в сверкающей накидке — от плеч до середины бёдер — поверх лат. Воин был изображён в боевой позе, левой рукой он высоко поднял щит, в крошечном правом кулаке крепко зажат меч. Не хватало только шлема, и ветер отбрасывал назад длинные до плеч волосы. Лицо выполнено очень тщательно и с таким мастерством, что напоминало портрет реального человека, какого-то некогда знаменитого воина. Герб на щите повторялся на накидке, а на поясе и рукояти меча сверкали точки драгоценных камней.

Квинн как зачарованный продолжал рассматривать рыцаря, когда ван Норрис поднял трубку телефона, стоящего на столе.

— Нью-Йорк, пожалуйста, — голос его звучал уже по-иному, более сдержанно, почти холодно. — Соедините меня с номером Лексингтон 4–57–57. Да, спасибо.

— Сокровище епископа, — вслух высказал свою мысль Квинн.

Он был поражён тем, как подействовали эти слова на ван Норриса. Тот неожиданно схватил его за руку, стиснул, словно стальным капканом.

— Что вы знаете о сокровище епископа?

Квинн не пытался высвободиться, а вместо этого прочёл наизусть запись, сделанную аккуратным почерком отца и прочитанную им примерно год назад.

— «Сокровище епископа, — процитировал он, — состоит или, вернее, состояло из тринадцати отдельных фигур, различных по величине. Они изображали двенадцать верных сподвижников принца-епископа Одокара и самого принца-епископа, участвовавших в первом крестовом походе. Изготовлены они гораздо позднее по приказу принца-епископа Магнуса, впоследствии герцога Стернсберга, и являлись ядром огромных ценностей Стернсбергов. В дальнейшем они не раз становились объектом интереса грабителей. Говорят, одним из таких разочарованных охотников был сам Наполеон. Коллекция исчезла в середине девятнадцатого века, когда герцогство Стернсберг было поглощено Бельгией. Так как род Стернсбергов больше не существует, утрачены и все ключи к поискам сокровища. В случае обнаружения коллекция в силу своего исторического значения будет буквально бесценной». Это написал мой отец, — закончил Квинн.